– Федор Михайлович был убежден в том, что красота спасет мир, а красота вне религии… Человек не отучился сознавать их в единстве, – возражал отец Василий, и в доказательство обильно цитировал самые поэтичные места из «Песни Песней».

«… Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться и время умирать; время насаждать и время вырывать посаженное. Время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить. Время плакать и время смеяться; время сетовать и время плясать. Время разбрасывать камни и время собирать камни; время обнимать и время уклоняться от объятий», – прекрасно, кто спорит! Но тем более «грешно» использовать столь чудное творение человеческого духа для проповеди теории, его угнетающей.

«Когда нас предостерегают от злоупотребления тем, чего мы еще правильно употреблять не умеем, всегда можно опасаться того, что при встрече с опасным предметом мы прямо начнем злоупотреблением» – это В. О. Ключевский сказал. Кажется, эти слова точно применимы для характеристики изъянов атеистической пропаганды.

Проповедь атеизма должна быть гордой, уверенной, освобождающей. Но как же мы боимся, что одно лишь упоминание о боге, религии может вызвать у детей интерес к церкви, вере! Так боимся, что порой готовы принять все – лишь бы было не похоже на веру в бога. Например, представляем атеистическим явлением подмену культа Христа культом Сатаны, как это косвенно делается при освещении истории некоторых рыцарских орденов средневековья, объединявших по сути «сатанистов». Монархи, противостоящие им, обвиняются в зависти к богатству орденов, а об учении их ничего не говорится. Между тем знамя тамплиеров, к примеру, состояло из черного и белого квадратов, что символизировало равнозначность добра и зла, и жестокий цинизм их, и жажда власти любой ценой заслуживает не меньшего, если не большего осуждения, чем фальшивые проповеди христианства.

К чему же ведет фигура полного умолчания? В сочетании с умозрительностью, отвлеченностью атеистической пропаганды?

Приведу некоторые цифры.

По данным различных социологических исследований, проводящихся в стране, можно сделать вывод, что три-четыре процента юношей и девушек еще «находятся в плену религиозных заблуждений». Делают вывод: так мало же?! Вряд ли это должно успокаивать. Во-первых, мы располагаем лишь выборочными данными, а многие из опрошенных по разным причинам не признаются в своих религиозных симпатиях. Во-вторых, и четыре процента – это по меньшей мере сотни тысяч молодых людей.

В 1984 году Научно-исследовательский центр Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ проводил опросы в ряде республик и областей страны. Выяснилось, что из числа опрошенных только 48 проц. молодых рабочих, 57 проц. сельских тружеников, 60 проц. инженерно-технических работников, 55 проц. служащих сферы услуг считают, что религия приносит вред. А исследования в Псковской области, например, показали, что 22 проц. опрошенных молодых рабочих, 24 проц. «итээров», 38 проц. учащихся ПТУ считают, что наука и религия не мешают друг другу.

«Священные» тексты сами по себе не опасны для юных голов. И если не бояться их «канонизированности», а рассматривать как светский источник, как систему образов, которой пользовались наши предки, можно говорить о них, не рискуя подорвать в ком-либо материалистическое мировоззрение. Рассуждая иначе, можно прийти к курьезным выводам. Положим, объявится вдруг где-то – и станет всерьез исповедовать «учение Боконона» (псевдопророк из романа Курта Воннегута «Колыбель для кошки». – И. Д.); или «секта раблезианцев, поклоняющаяся «Оракулу Божественной Бутылки»; или «габриэлей», вздумавших канонизировать «Сто лет одиночества», что, тогда придется всех троих «изымать» из библиотек?…

Кто может усомниться в том, что в «священных» текстах немало прекрасного, поэтического, поучительного, как и во многих других литературных памятниках, созданных гением человека? Ясный, смелый и в то же время тактичный комментарий способен избавить творения человеческого духа от наносной мистичности, от спекулятивных конструкций – гаданий, предсказаний и т. п. Любой непредвзятый взгляд уловит, например, что лишь одно «чудо» содержится во всех четырех евангелиях (умножение хлебов), а иные – лишь в одном из них: исцеление нищего бесноватого (Матфей), исцеление глухого косноязычного (Марк), прохождение Христа невидимым среди врагов (Лука), превращение воды в вино (Иоанн). Таких несоответствий множество.

Указание на них не лишит тексты того обаяния, которое местами в них содержится, да и не нужно! Но при должной подаче это будет «литературное» обаяние. Преклонение не перед «невидимым и всемогущим» вне человека – а перед человеческой мыслью и фантазией.

Как прискорбно – поспешны мы нередко бывали, вместе с водой выплескивая младенца – самих себя лишая культурно-исторических корней!

Когда готовые формулы проскальзывают в сознании – а именно так и происходит при излишне-перестраховочном преподавании самых положительных знаний – «запретное» влечет и прочно фиксируется в памяти. «Мы прямо начнем злоупотреблением…»: сочинения – случайные отрывки, кем-то перепечатанные, переписанные, может быть, и дополненные – Павла Флоренского, Владимира Соловьева; клочки каких-то «священных текстов» начинают гулять по рукам. Ими спекулируют в прямом и переносном смысле. Доморощенные «комментаторы», проповедники-самоучки активно паразитируют на полузнании, а еще больше – на полном невежестве своих добровольных слушателей.

«Прошлое – само по себе, настоящее – само по себе», – это если не говорили, то подразумевали многие школьные, и не только школьные учителя всепоглощающей безусой «паствы».

Недостаток исторических знаний дорастает до нарушения генетического кода народа, нарушения «сродности» соотечественников. Впору вспомнить слова из платоновского «Тимея», с какими восточный мудрец обращается к греку: «Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени… И вы снова начинаете все сначала, словно только что родились, ничего не ведая о том, что было в древние времена или у вас самих».