— Я знаю, — сказал Аарон. И не сказал: «Я уже пережил смерть отца. Думаешь, пережить смерть всех остальных будет тяжелей?»

Пару минут они сидели молча.

— Я перебрал папины бумаги, — сказал Аарон. Помолчал. — Почему вы не сказали мне, что я усыновлён?

Лицо его матери побледнело.

— Мы не хотели, чтобы ты это знал.

— Почему?

— Усыновление… усыновление очень необычнов наше время. Контрацептивы надёжны и доступны. Нежеланные дети очень редки. Мы не хотели, чтобы ты чувствовал себя ущербным.

— Ханна и Джоэль тоже вам не родные?

— О, нет. Это видно по их лицам. Джоэль пошёл в отца — у него его глаза. А Ханна похожа на мою сестру.

— То есть ты не была бесплодна.

— Что? Нет. В наше время мало что может не дать завести детей человеку, который этого хочет. Мало что нельзя скорректировать с помощью микрохирургии или лекарств. Нет, с этой стороны у нас всё было в порядке.

— Тогда зачем же вы решили усыновить меня?

— Получить разрешение на третьего ребёнка не так просто. Нам повезло. Здесь, на севере Онтарио, законы о рождаемости не такие строгие, так что… так что разрешение мы получили без проблем, но…

— Но что?

Она вздохнула.

— Твой отец никогда не зарабатывал больших денег, сынок. Он был работником физического труда. Их осталось не так много. А я работала на полставки. Это довольно распространённая практика, когда один из родителей работает неполный день, особенно в последние годы, когда приняли закон о запрете детских садов и нянь. Мы жили, в общем-то, очень скромно. Взять хотя бы нашего ЛАРа. Это одна из самых дешёвых моделей на рынке, и всё же он стоил больше, чем мы могли себе позволить. Прокормить ещё один рот нам было бы очень трудно.

— Тогда я тем более не понимаю, зачем вы меня усыновили.

— Правительственная семейная льгота. На усыновлённого ребёнка все пособия платят в двойном размере.

— Что?

— Ну, когда в мире неизлечимое бесплодие — такая редкость, найти приёмных родителей для ребёнка чрезвычайно трудно.

— То есть вы усыновили меня вместо того, чтобы родить собственного ребёнка, потому что это было дешевле?

— Да, но… мы ведь вырастили тебя как своего родного, сынок. Ты всегда был таким хорошим мальчиком.

Аарон поднялся, подошёл к ячейке доставки, поднёс чашку остывшего кофе к губам. Нахмурившись, он поставил её обратно и попросил ЛАРа подогреть её в микроволновке.

— Кто были мои настоящие родители?

— Мужчина и женщина из Торонто.

— Ты их знаешь?

— Я видела женщину один раз, сразу после твоего рождения. Приятная девушка, совсем молоденькая. Я… я забыла её имя.

Ложь, подумал Аарон. У мамы всегда чуть-чуть вздрагивал голос, когда она говорила неправду.

— Я хочу узнать её имя.

— Не смогу тебе с этим помочь. Его не было в сертификате об усыновлении?

— Нет.

— Прости, сынок. Ты же знаешь, как сейчас с этими вещами. Их держат в секрете.

— Но может быть, она хочет увидеть меня.

— Может быть. Я думаю, есть способ это выяснить.

Аарон вскинулся.

— Да?

— Министерство, которое этим занимается, я забыла название…

— Коммунальных и социальных служб.

— Ага. Они ведут… что-то вроде регистрационной службы. Я думаю, так это называется.

— Что за служба?

— Ну, если усыновлённый ребёнок и природный родитель в нём зарегистрируются и скажут, что хотят друг с другом встретиться, то министерство организует такую встречу. Возможно, твоя настоящая мать зарегистрировалась в министерстве.

— Здорово. Я попробую. Но что если нет?

— Тогда, боюсь, министерство откажет тебе во встрече. — Она секунду помолчала. — Прости.

— Ну ладно, хотя бы есть с чего начать. — Он посмотрел на мать, в её простые карие глаза. — Но я всё ещё не понимаю, почему ты не сказала мне, что меня усыновили. Пусть не когда я был маленьким, а когда вырос.

Его мать смотрела в окно, на деревья, сбросившие листья в ожидании зимы.

— Прости меня, сынок. Мы думали, что так будет лучше. Мы просто не видели, как это знание могло бы сделать тебя счастливее.

Красота, говорила Маргарет Вульф Хангерфорд [15] , всегда в глазах очарованного. Я никогда толком не понимал, что это означает, до сегодняшнего дня. Нет, существуют вещи, которые я считаю красивыми: плавные гладкие поверхности хорошо сконструированной и содержащейся в порядке техники; яркие эстетические качества замысловатого сбалансированного уравнения; даже грубая хаотичность некоторых фрактальных узоров. Но для меня люди всегда были просто людьми, и их вариации индивидуальной физиогномики и физического сложения интересовали меня только в плане облегчения идентификации.