Пол немного помолчал, а потом покачал головой.

– Даже если вы правы и мои ученики смогут меня простить, я никогда не смогу исправить все, что уже сломал.

Вдруг я представил себе собственного сына (тогда ему было всего два года). Я подумал о том, как он испытывает такое же разочарование, что и ученики Пола. Я представил себе, что будет чувствовать мой сын, когда его любимый наставник, которому он так верил, окажется лицемером, нарушающим именно те правила, о которых рассказывал другим. В моем горле возник комок.

Я пожал плечами и сказал Полу:

– Вы считаете, что можете позволить себе не попробовать?

Судя по всему, оптимизм – не только склонность ожидать, что будущее окажется более приятным, чем предсказывает теория вероятности, а пессимизм – не только склонность ждать, что события в будущем окажутся хуже прогнозируемых. Оба термина также используются для описания наших мыслей о причинах проблем. В частности, пессимизм понимается как склонность считать себя бессильными. Пессимистичный стиль объяснений описывает склонность возлагать причины невзгод на внутренние («Это моя вина»), универсальные («Это влияет абсолютно на все») и неизменные («Изменить ничего нельзя») силы {100} .

Неудивительно, что многие исследования показывают: пессимистичный стиль объяснений ставит нас в крайне неудобное положение, прежде всего не давая возможности действовать и преодолевать проблемы. Например, если мы говорим себе, что провалили экзамен, потому что нам недоставало навыков (врожденной способности), то это может помешать подготовиться к пересдаче и приведет к новому поражению. А если мы считаем, что не сдали, потому что мало учились (не прилагали достаточных усилий, которые в состоянии контролировать), то мы можем удвоить усилия и пересдать. Если мы тратим энергию на поиск оправданий, то почти гарантированно не сможем добиться успеха при очередной попытке. Как пишет в своей книге «Иллюзии» Ричард Бах: «Утверждая, что ты чего-то там не можешь, ты лишаешь себя Всемогущества» {101} .

Пессимисты более склонны к посттравматическому стрессу {102} и депрессии {103} в случае проблем, а также к потере мотивации при неудаче. В своем исследовании психолог Мартин Селигман попросил пловцов преодолеть дистанцию с максимально возможной скоростью, а затем сообщил им, что их время было чуть хуже, чем на самом деле. При повторном заплыве оптимисты плыли примерно с той же скоростью, а пессимисты – гораздо медленнее {104} . Когда дела идут хорошо (например, выигрывает наша команда), между оптимистами и пессимистами нет большой разницы с точки зрения мотивации или результативности. Однако когда что-то идет не так (например, команда проигрывает), пессимисты часто сдаются {105} .

Может, и не все, но многие. Не все пессимисты одинаковы. Исследования показывают, что депрессивные пессимисты верят, будто им не хватает способностей, а следовательно, их усилия неважны. Защищающиеся пессимисты не только беспокоятся о негативных последствиях, но и используют свое беспокойство как мотивацию. Защитный пессимизм (признание возможности неудачи, не мешающее прилагать усилия) – самый адаптивный из всех стилей объяснения происходящего. В рамках одного исследования женщин-баскетболисток результаты участниц, отнесенных к защищающимся пессимистам, оказались выше, чем даже у оптимистов {106} .

Чем же объясняется такой противоречивый результат? Во-первых, слепой и избыточный оптимизм может приводить к чрезмерному доверию, а следовательно, и безрассудности. Это подтвердили результаты описанного выше исследования: оптимисты чаще ошибались, чем пессимисты. Во-вторых, слепой оптимизм приводит к снижению усилий – мы просто перестаем работать упорно. И наконец, он заставляет игнорировать истинные причины плохих результатов (например слабую физическую форму) и не позволяет улучшать показатели в том же темпе, что и у защищающихся и пессимистичных соперников {107} .

С учетом всех этих потенциальных ловушек мы могли бы разработать более конструктивный подход и развить то, что психологи называют гибкостью объяснений: готовность переформулировать причины негативных событий, избегая чрезмерного оптимизма, когда оснований для него нет {108} . Как же сформировать такую гибкость – реалистичный оптимизм – и сохранять баланс в оценке причин негативных жизненных событий, не утрачивая ощущения силы и контроля над ними?

Если мы склонны к слепому оптимизму, то слишком часто искажаем картину. Нужно научиться признавать ситуации, когда причины негативных событий нам неподконтрольны (при этом помня о принятии, о ценности которого мы поговорим в главе 7 ). Если же нам близок депрессивный пессимизм, то нужно искоренить склонность к поражению. И это возможно. В исследовании, призванном оценить успешность самоуправляемого обучения оптимизму, Дэвид Фреско с коллегами попросили участников определить самые хорошие и самые плохие события за последние тридцать дней и сформулировать причины произошедшего. Затем половине участников предложили дать другие объяснения (чтобы максимально упростить обучение, исследователи отметили, что не обязательно давать оптимистичное объяснение. Они предположили, что в результате размышлений оптимизм возникнет как естественное следствие). Как ни странно, поначалу участники предложили скорректированные объяснения, которые оказались еще более пессимистичными, чем изначальные. Однако к концу исследования, видимо, вследствие повторений, и изначальные, и скорректированные объяснения стали менее пессимистичными, чем у контрольной группы {109} .