— Возможно. Время покажет.

— И если ты права в своих предположениях, что тогда?

Грин поиграла с краем покрывала.

— Если такой человек будет обладать также сильным характером, тогда можно не сомневаться, что он может быть угрозой нашему стилю жизни.

— Ты видишь это так?

— Нет. Такому человеку будет необходима сильная имя-дающая, чтобы смягчать его безрассудные порывы, направляя его силу к ее полному потенциалу.

— И ты такая личность, Грин? — мягко спросил он.

Она знала, что это было близко к тому, что он признает себя.

— Я такая личность, Джорлан. Но, относительно того, что может или не может быть, знай: я разрешу твою свободу здесь, на земле моего поместья, где ты можешь проверить свои собственные размышления. Тем не менее, я ожидаю, что ты будешь вести себя вежливо и всегда уважать традиции Дома, которому ты сейчас принадлежишь.

Он раздул ноздри, ненавидя подчиняться этим глупым правила общества! Ненавидя их.

Как могу я не хранить ваши благословенные традиции? — выпалил он.

— Джорлан, — предупреждающе произнесла Грин.

Он сложил руки на груди и уставился вверх на смыкающиеся ветви.

— Как мы похожи на эти шинсуи, Грин. Сплетаясь руками, сейчас мы неумолимо растем вместе. Какой окончательный узор будет нами образован?

— Что несомненно, Джорлан.

От нее не ускользнуло, что он ни предан правилам, установленным до него, ни допускает что-либо более личной природы. Он был сообразительным, хитрым участником споров, лучше, чем многие так называемые мастера Септибунала.

Слабенькая улыбка украсила его лицо, признание ее собственного ума. Он переплел пальцы и потянулся мускулистыми рук вверх.

— Итак, имя-дающая, что это за другие способы, о которых ты говорила? Чтобы достичь наслаждения иначе?

— Не забыл этого? — она одарила его умудренным взглядом.

— Я просто любопытен в поисках знания. — Он попытался изобразить невинность. — Конечно же.

Его глаза засияли в развлечении.

— Покажи мне, как мы можем достичь наслаждения «другими способами», — прошептал он, — или я всегда буду сомневаться, что такая вещь возможна и…

У него пропал голос, потому что рот Грин уже начал показывать и весьма близко приблизился к его сверхчувствительной мужественности в процессе.

Он мог ощущать ее дыхание на себе. Влажное и обжигающее.

Все, что она делала — дышала на него, пока чувствительная кожа не стала такой еще сильнее. Горячие струи воздуха обнимали его как знойный бриз, возбуждая отзывчивую плоть. Подобно дыханию Форуса…

Джорлан закрыл глаза; обратив свое личное виденье на связь и неразрывность с циклами обращения и жизни.

Внезапно она подула на него прохладным, влажным дуновением, резко контрастирующим с душным жаром.

Он раскованно застонал, когда ответное возбуждение придало силы каждому центру удовольствия в его теле. По нему прошла дрожь.

— Ты можешь делать это со мной без физического контакта, — со скрежетом произнес он. — Как так?

— Ты Сензитив, Джорлан. Твоя способность к ощущениям кроется не только в осязании, но и в намного большем и глубоком. То наслаждение, которое я дам тебе, будет пробуждено множеством реакций.

— Я не тот, кто ты думаешь, — хрипло простонал мужчина, почти потерявшийся в эротическом возбуждении.

Грин проигнорировала отказ, уделив больше внимания его отклику.

— Если не трогать и не потирать, то не будут раздражаться нежные участки кожи.

Он был удивлен.

— Ты хочешь принести мне освобождение без прикосновения ко мне? — его дыхание углубилось, охрипло.

— Да. — Она прижалась мягким ртом в его паху, целуя и полизывая повсюду кроме того места, где он больше всего хотел ощутить его губы. Как и ожидалось, отклик был впечатляющ. Низкие звуки, вырывающиеся из глубины его горла, сказали Грин все, что ей необходимо было знать. Джорлан весь отдался страсти.

Она скользнула вверх, ее разгоряченная кожа над ним походила на прекраснейшее мягкое покрывало. Все тело Джорлана полностью трясло от осознания. Он поднял голову, чтобы поцеловать ее. Она откинулась назад, приподнимая свою грудь для него, поднося ее к его рту приглашающим жестом.

Его зрачки ярко пылали желанием, он быстро вобрал ее в рот, жадно посасывая сладкий, напрягшийся кончик.

Он оказался способным учеником. Вскоре его провокационные действия изменились, стали нежнее, его язык легонько ударял по отвердевшей вершинке, позволяя скользить по своему лицу, глазам, и снова к губам. Как будто бы он изучал ощущение и терял себя в нем.