Четверо суток отрывались от преследователей. Оставили Манчаж, Юву, Криулино, Верхнюю Сарану. Прошли уездный центр. Сил для защиты города не было. Советские учреждения из Красноуфимска эвакуировались.

И вот достигли назначенного строгим приказом рубежа. Остановились в шести верстах южнее Суксунского завода.

Грязнов распорядился оборудовать окопы по склонам горы Песчаной. Стрелки рыли ячейки метрах в пятнадцати-двадцати друг от друга. Отделения готовились драться за роты, взводы — за батальоны. Молчали бойцы, даже завзятые весельчаки забыли шутки-прибаутки. Грязнов неторопливо вышагивал вдоль линии окопов. Бойцы узнавали его по особым сапогам, голенища которых были выше колен, и знакомой фуражке. Обычно Иван Кенсоринович носил ее лихо, по-юнкерски. Сейчас козырек был надвинут на самые брови, и многим казалось, что и без того невысокий командир сдал в росте.

Поторапливать бойцов не приходилось, трудились на совесть. Грязнов свернул самокрутку, прикурил от зажигалки и принялся в который уже раз оценивать подходы к Песчаной от Янчаково. Оттуда, видать, и попрут беляки на прорыв к Кунгуру. Две дивизии — 3 и 4-я Уральские — должны остановить их. Дивизии!.. Если начистоту, то и бригадами их трудно назвать: и в той и другой только по два стрелковых полка, обескровленных, измученных.

На севере второй день пальба и снарядное уханье — это отбиваются полки 3-й Уральской. «А сколько мы продержимся? — подумал комполка. — Резервов-то никаких!»

О том же тревожились и члены Реввоенсовета 3-й армии. Они телеграфировали командующему Восточным фронтом, что армия переживает критические минуты, что срочно нужны резервы. Фронт отвечал: «Мы бессильны чем-либо помочь…»

Дойдя до правофланговой роты, Грязнов хотел было повернуть обратно, но его удержали чьи-то испуганные голоса. Командир резко обернулся. С тыла бежали повозочные.

— Обошли нас! Обошли! — кричали те. — Конница прет. Казаки!

Вдали действительно мельтешила какая-то темная масса. Похоже, конница.

Роты в спешном порядке развернулись для отражения атаки с тыла. Пулеметчики выкатили «максимы» на новые площадки. Стрелки защелкали затворами. Вскоре силуэты первых всадников стали хорошо различимы. Двигались они почему-то походной колонной. «Не подвох ли?» — заволновались бойцы, наблюдая за конными сквозь прорези прицельных планок.

— Смотрите! Смотрите! — неожиданно выкрикнул молодой пулеметчик Иван Парамонов. — Флаг-то какой! Ура! На-аши!..

Соседи зашикали:

— Тише! Ослеп, что ли, со страху?

Но пулеметчик оказался прав. Через несколько минут в этом убедились все и, как по команде, кинулись навстречу конникам. Грязнов не отстал от самых прытких. Забыв про солидность положения, мчал наперегонки с бойцами и в числе первых достиг всадников, шедших под алым стягом.

— Где командира найти? — спросил приземистый в бурке с красным бантом.

— Я, — подался вперед Иван Кенсоринович. — Грязнов — командир 1-го Красноуфимского…

— Карташев, — козырнул старший конной группы. — Командир 1-го Оренбургского социалистического казачьего полка имени Степана Разина. Из отряда Блюхера мы.

— Не слышали про такой, — качнул головой Грязнов.

— Это верно, — с улыбкой отозвался Карташев. — Про нас и Москва, и армия четыре месяца ничего не слышали. Да не потерялись, как видишь. От Троицка через Белорецк к вам, на север пробивались. Не веришь еще? Ладно, вот и бумага есть. Читай. Нам тут вместе теперь оборону держать.

Прочтя переданный ему документ, Грязнов поднялся на пригорок, помедлил, а потом резко выбросил левую руку и звонко скомандовал:

— Ста-ановись!

Красноармейцы проворно и ладно построились.

— Товарищи! — торжественно произнес Иван Кенсоринович. — Это — наши братья. Это — красные казаки! Они пробились к нам из глубокого вражеского тыла. Пробились, чтобы в единении с нашими уральскими войсками бороться и бить заклятую белогвардейщину…

Рассыпались красноармейские шеренги. Не ожидая на то особого приказа, начали спешиваться и конники. Жали друг другу руки, обнимались, менялись кисетами, делились куревом.

— За табачок спасибо. Забористый!

— Это с отвычки. Средний…

— Говори! После листвы такой и конягу свалит.

— А притопали как с такого далека?

— А так вот, с винтовкой да шашкой.

— На конях-то можно…

— И пехота шла с нами.

— Ну! И много?

— Шесть полков прикрывали. В каждом штыков по тысяче, считай.

— Это сила!

У командиров времени на долгие перекуры не было. Александр Ермолаевич Карташев знакомился с обстановкой, изучал разведданные о противнике. Он согласился с Грязновым, что наиболее опасное направление — район Янчаково. Взвесив все «за» и «против», командиры полков выработали общий план обороны и боевого взаимодействия.