Например, через тончайший надрез на пленке, по самому краю, вытаскивается фотография, и на ее место задвигается другая. Или: осторожно удаляется ламинированная пленка, и производится замена фотографии. Еще один распространенный метод состоит в подделывании цифр или букв с помощью острого бритвенного лезвия. К примеру, левое нижнее закругление у цифры 8 сбривается, то есть в этом месте снимается самый верхний слой бумаги с нанесенной на нем типографской краской, – и 8 начинает выглядеть как 9. Но очень популярен и противоположный процесс: посредством туши и тонкого пера 9 исправляется на 8 или 6 на 8. Малюсенький, не более двух миллиметров, штришок или такая же крошечная подчистка производят, однако, несоразмерно большой эффект.

Из разыскиваемого скупщика краденого Тургута Селика, дата рождения 18.04.1978 г., место рождения г. Анкара, получается безупречный гражданин Тургут Селик, дата рождения 19.04.1978 г. Подлежащий аресту Хартмут Бауман, дата рождения 16.01.1969 г., превращается в непорочного Хартмута Баумана, дата рождения 18.01.1968 г., не внесенного в базу данных разыскиваемых преступников, что совершенно естественно. Небольшой фокус с цифрами – и запрос на полицейском компьютере уже не дает результата. В Восточной Европе и в Балканском регионе с неизменной регулярностью обнаруживаются и ликвидируются профессионально оборудованные мастерские по изготовлению фальшивых документов.

Средства, применяемые в паспортах для защиты от подделки, хотя бы добавляют мошенникам хлопот. Во всем мире, почти без исключения, паспорта изготавливаются с применением флуоресцентной бумаги или, по крайней мере, отдельных флуоресцентных волокон. Благодаря этому в ультрафиолетовом освещении подчищенные места буквально бросаются в глаза: дилетантские подделки обнаруживаются сразу, хорошо выполненные требуют более пристального и натренированного взгляда.

На проверку пятидесяти шести паспортов может уйти немало времени. Особенно если заранее известно, что четыре из них поддельные, но никто не знает, какие именно. Безошибочно обнаружить фальшивку для опытного эксперта дело чести, да и начинающий не захочет ударить в грязь лицом. Какова бы ни была мотивация, в любом случае она даст один и тот же результат: каждый паспорт, каждая отдельная страница каждого паспорта, каждая строчка на каждой странице будут исследованы самым скрупулезным образом по каждому из внесенных в каталог признаков возможной фальсификации.

Это стоит времени и нервов. Не столько полиции, сколько пассажирам, которые после долгого путешествия заперты в тесном, душном и не слишком-то комфортабельном автобусе и терпение которых на исходе. С моего наблюдательного пункта мне было видно, как водитель о чем-то спорил с представителями власти. Видимо, пытался им втолковать, что не может больше держать людей в салоне. Полисмены были вежливы, но непреклонны.

Прошло еще сорок пять минут, прежде чем у автобуса снова появился полицейский с картонной коробкой в руках. Вот сейчас четырех человек уведут и подробно допросят. Так думал я. Однако двери открылись – для всех. Я не верил собственным глазам и не поверил своим ушам, когда начальник оперативного отряда коротко сообщил мне: «Ничего!» Выражение его лица при этом было чрезвычайно красноречиво.

– Ну и где они, эти ваши нелегалы? – иронично спросил меня другой полисмен.

– Вы никого не нашли? – мой голос звучал смущенно и растерянно.

– Ничего, – повторил начальник оперотряда.

Обычно я не лезу в карман за веселым и нахальным ответом. Но тут я притих.

– Как? Ничего? – недоверчиво переспросил меня НО. Вероятно, он подумал, что я шучу.

– Вообще ничего, – кивнул я.

– И что мы теперь будем делать? – спросила Сабина.

– Будем работать дальше, – сказал я.

Как и прежде, вещественные доказательства играют в криминалистике весьма значительную роль. К «железным» доказательствам относятся также зафиксированные следы, оставленные на месте преступления, отпечатки пальцев, ДНК или такое знание, которым мог обладать только преступник. Вокруг этих незыблемых и неоспоримых фактов выстраивается всесторонне продуманная тактика допросов, ориентированная на поиск взаимосвязей и противоречий, чтобы в итоге побудить предполагаемого преступника, который в целях самозащиты либо молчит, либо лжет, к признанию. Или же, в крайнем случае, полностью изобличить его и без признания. Если он избегает давать показания, к чему его обычно склоняют и адвокаты, то это верный знак, что расследование стоит продолжать, что время, энергия и работа мысли, вложенные в него, в конце концов полностью окупятся. Человек, которому нечего скрывать, не молчит!

Но что делать, когда нет ни однозначных фактов, ни явных следов, ни весомых улик? Что делать, если супруг/ супруга утверждает, что не знает, чей номер записан у него/у нее на мобильнике, несмотря на то что этот номер то и дело возникает в списке исходящих звонков? Что делать, если маленький Петер упрямо стоит на своем: «Это не я!» – и ничего другого от него не добьешься? В таких случаях только стратегией поиска и тактикой допроса не обойтись.

Как и в случае «Сарая». Здесь у нас было сильное подозрение, основанное на нескольких донесениях информантов, однако из-за своего сотрудничества со спецслужбой эти люди ни при каких обстоятельствах не могут фигурировать в качестве свидетелей. Для тайного осведомителя это плюс, так как он не подвергается опасности быть разоблаченным, а для спецслужбы, полиции и прокуратуры – минус, поскольку они не могут использовать сообщения информантов для обоснования таких мер, как обыски, аресты, прослушивание телефонных переговоров подозреваемых и т. п. Кажется, что подобная система сама себя доводит до абсурда. Но без этой конструкции, пусть небезупречной и противоречивой, органы госбезопасности получали бы гораздо меньше информации. Государство стало бы незрячим. Поэтому в таких ситуациях приходится выбирать другие пути. Оставлять в стороне жесткие факты и думать о мягких, вкрадчивых действиях.