«Если хочешь быть модным мужчиной, надевай на себя все дамское», — говорил Милляр. Уговаривать актера сниматься приходилось гораздо чаще. В 1941 году на «Союздетфильме» решено было поставить патриотическую сказку «Конец Кощея Бессмертного». На вопрос, кто будет играть Кощея, драматург Владимир Швейцер и режиссер Александр Роу в один голос ответили: «Конечно, Георгий Францевич!». Милляр «закапризничал»: «Не могу! Таланта не хватит!». Но опыт «уговоров» актера уже был: Милляра часто приглашали на студию обсуждать отдельные эпизоды фильма. И вот однажды на обсуждение он пришел с наголо обритой головой и бровями (это он делал всегда, чтобы облегчить работу гримеров). Все поняли: Милляр решил сниматься. «Грим, как и костюм, надо уметь носить. Он сам по себе не сыграет. Им надо уметь управлять», — утверждал актер.

«Работая над ролью Кощея, мы обратились к тевтонскому эпосу, сознательно пародируя «Нибелунгов». Аскетизм, неумолимость, озлобленность «рыцарей» средневековья — все вобрал этот образ. Вид у меня был отвратителен, страшен. Во время съемок лошадь меня не подпускала. Завидев даже издали — шарахалась», — вспоминал актер. Ассистенты завязывали лошади глаза, Милляр садился верхом, глаза развязывали, лошадь вновь сбрасывала седока. Так Кощей падаль оземь не раз и вопреки сказочным традициям ни в кого не обращался. Пластмассовый корпус трещал, но держал удар.

«Поиски костюма и грима были мучительны. «Кощей без бороды — это не Кощей», — говорили мне. У моего Кощея были голый череп, сзади прямые волосы, переломленный нос и тупой выдающийся вперед подбородок, он был в пластмассовом панцире, из которого росли острые костяные крылья. Был я и в молодости худым, но во время эвакуации среднеазиатская малярия иссушила меня до предела. Я стал «живым» скелетом, и оператору было со мной легко работать. Он снимал меня снизу, чтобы Кощей казался еще выше. Для меня роль Кощея наиболее выстраданная. В ней след не только творческих мук, но и память о тех тяжких годах, когда мы все жили жгучей ненавистью к фашистским завоевателям и жаждали дня победы», — продолжал свои воспоминания Георгий Францевич. И шутил: «Искусство создается не только кровью сердца, но и желчью печени!».

Кощея Милляр сыграл дважды и обе роли были сыграны совершенно по-разному. Первый Кощей страшен, воплощение фашизма, чистое зло. Второй образ — злобный эгоист, затянутый в мундир, местами даже обаятелен. «Каждой эпохе — свой Кощей», — комментировал Милляр. «Я начал сниматься в кино, когда там не было ни цвета, ни звука, так что считаю себя ископаемым кинематографа», — любил говорить Милляр молодым актерам при знакомстве на съемочной площадке.

Роль Кощея окончательно закрепила за ним роли чертей и прочей нечисти. Маска приросла к лицу навсегда… Милляр в своей манере на очередной удар судьбы ответил шуткой. У него в доме на видном месте стоял бюст Вольтера. Милляр торжественно повязал мыслителю пионерский галстук, и он превратился в комическую, шутовскую фигуру. С тех пор воплощенный символ свободомыслия в комнате Милляра оставался в пионерах.

А в дневнике Георгий Францевич записал остроумный афоризм: «Актер — это кладбище несыгранных образов». Тема Вольтера и несыгранного великого полководца Суворова в его жизни была закрыта.

К новым ролям Георгий Францевич подходил с потрясающей самоотверженностью. На территории Ялтинской киностудии, где Александр Роу снимал почти все свои сказки, был заброшенный бассейн. Там Георгий Францевич каждое утро занимался гимнастикой: подолгу крутил длинную палку вокруг шеи, пояса и ног. «Францыч, что ты делаешь?» — спросил как-то один из актеров. «Полезно для уравновешивания мозгов», — отшутился Милляр. А потом зрители увидели, как лихо Баба Яга в фильме «Морозко» орудовала метлой.

В Ялте часто снимали сказочные фильмы. Приехали артисты, высыпали на берег, любуются морем в лучах заката. Ранняя весна. Прохладно. Георгий Францевич подходит к самой воде, пробует рукой воду и восклицает:

— Ой, какой большой вытрезвитель!

«В подмосковную деревню Зеленую, где снималась очередная сказка, приезжала автолавка, — вспоминал актер и режиссер Юрий Сорокин, снявший о Георгии Францевиче документальный фильм «Юбилей Милляра». — Роу запретил продавать Милляру спиртное, так знаете, что придумал Георгий Францевич? Милляр на виду у всей съемочной группы шел к машине с бидончиком: «О, о, о, я за молочком», — возвращался и через пять минут был уже пьяненьким. Он заранее договаривался с продавщицей, та ставила в бидон бутылку, а сверху наливала молоко».

До 65 лет Милляр ходил в холостяках, жил вместе с мамой в одной комнате в коммуналке (она скончалась в 1971 году), и Александр Роу, когда хотел его наказать, кричал: «Вот смотри у меня! Все маме расскажу!». Георгий Францевич очень любил и беспрекословно слушался маму до старости. Называл ее: «Мамочка», а она его строго: «Юра». В их комнате стояла старинная дорогая мебель и висел дореволюционный круглый уютный абажур. Мама часто сидела за круглым столом, накрытым скатертью, и раскладывала пасьянс.

Милляр любил похулиганить. Его искрометный талант с лихвой проявлялся в особом озорном чувстве юмора, в виртуозной игре словами и смыслами. Сам себя он называл Стариком Похабычем, актера Анатолия Кубацкого, игравшего Панаса в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», прозвал Поносом и придумывал такие афоризмы, от которых юные костюмерши заливались краской. Сергея Мартинсона называл Матерсон. Но на Георгия Францевича никто не обижался: его просто не воспринимали всерьез. Но не все. Фаина Георгиевна Раневская, гениальная актриса эпизодических ролей, одаренная уникальным исполнительским даром филигранно оттачивать мельчайшие детали своих образов, высоко ценила Георгия Францевича. В чем-то очень глубоком они были родственными душами: созданные ими герои не забывались, сказанное ими становилось крылатыми фразами. Она всегда приглашала его на свои премьеры и спектакли, а Милляр всегда считал Раневскую «самой великой актрисой мира». По словам Александра Кавалерова, «он ее просто обожал». У них была долгая и преданная дружба по телефону. Он любил ей повторять фразу Эраста Гарина: «Мы еще погнием в кинематографе!».