– Чего ж тут не запомнить, – кивнул Туманов. – Спасибо, Антон. Ты только никому об этом не рассказывай.

– Не вопрос! – ответил капитан «Алазани». – Да и зачем?

– Ты как деньги потратишь? – спросил Туманов, резко меняя тему разговора. – На материк свалишь? – В вопросе Туманова был подтекст. Он был бы очень рад, если бы капитан и правда отвалил подальше от Магадана, куда-нибудь, где все их местные проблемы никого не волнуют. Однако ответ капитана его разочаровал.

– Зачем? Неужели в Магадане баб мало? – хмыкнул он и подмигнул Туманову.

«Ну, разумеется, тебе бы только баб побольше. Все вы, моряки, в этом одинаковы, все озабоченные! – подумал Туманов. – Ну да ладно, не уговаривать же его теперь. Будем надеяться, что он никому не проболтается и моим планам не помешает...»

Трущобы во всех городах выглядят примерно одинаково. Конечно, есть небольшие различия в зависимости от географии, но в целом картина везде одна и та же – обшарпанные двух-трехэтажные дома, грязные улицы и дворы, многочисленные шинки с дешевой выпивкой, плохо одетые люди с мутными глазами и расхлябанной походкой. Почти нет машин, крупных магазинов и прочих признаков цивилизации. Представители органов правопорядка заходить в такие места как правило очень не любят, это попросту опасно, особенно в темное время суток. Даже патрули ППС обычно здесь ходят только по двум-трем самым широким улицам, и не по двое, а по трое, усиленным вариантом.

Да и это не всегда помогает. В магаданском «Шанхае», например, с недавнего времени патрули получили негласное распоряжение ходить только по самой середине улиц, ни в коем случае не заходя на тротуары. Этот приказ начальник райотдела, который отвечал за «Шанхай», отдал после того, как за месяц три сотрудника ППС попали в больницы с травмами разной степени тяжести. Обитатели трущоб выражали свое отношение к милиции, швыряя из окон верхних этажей разные тяжелые вещи. В одного из тех троих попали утюгом и сломали ключицу. Бросавшего, разумеется, не нашли. Когда в дом нагрянули менты, там все мирно спали и ни о каком утюге слыхом не слыхивали.

Переулок Жабина располагался в самом центре «Шанхая». Это был именно переулок, маленький, кривой и узкий, в нем располагалось всего десятка два домов, по большей части двухэтажных бревенчатых бараков, бывших казарм конвойных войск МВД, переделанных потом под жилые дома с коммунальными квартирами. Дом семнадцать был как раз одним из таких бараков: потемневшие от времени бревна, крытая шифером крыша, окна через равные промежутки, никаких балконов и прочих архитектурных излишеств. Двор был здорово загажен, прямо под окнами красовалась здоровенная куча мусора, окружавшая два переполненных бака. Вывозящая мусор машина последний раз показывалась здесь недели три назад, и когда появится в следующий раз, было неизвестно. Городским властям было мало дела до обитателей трущоб.

Впрочем, сейчас жителей дома эта проблема особенно не волновала. Наступала зима, и мусор постоянно присыпало снегом – и не видно, и не воняет. А про то, что будет, когда снег стает, никто не задумывался. Жившие здесь люди вообще не имели привычки заглядывать в будущее больше, чем на неделю. За мусоркой виднелось несколько чахлых деревьев. Окружавшая их ограда была наполовину разобрана. Железные прутья, из которых ее когда-то сделали, очень хорошо подходили для выяснений отношений среди тех, у кого не было средств на более серьезное оружие.

Сейчас двор был почти пуст – ни старух, ни детей, только у крайнего подъезда стояли два мужика в потрепанных бушлатах и о чем-то разговаривали. Со стороны улицы раздался шум мотора, и через несколько секунд, обогнув кучу мусора, во двор въехала неприметная белая «Тойота». Вообще-то в «Шанхае» даже такие машины были редкостью, но здесь эта тачка особого внимания не привлекла. Местные жители знали, кто живет в четвертой квартире их дома, и привыкли к частым визитам крутых парней, которым требовалось срочно поправить здоровье, пошатнувшееся в результате распространенной в последнее время на территории нашей страны болезни – передозировки свинца в организме. Стоявшие у подъезда мужики, едва завидев машину, тут же куда-то ретировались. Они знали, что некоторых вещей лучше не видеть, а то потом можно стать нежелательным свидетелем и очень об этом пожалеть. Здесь уже бывали такие случаи.

«Тойота» остановилась напротив первого подъезда. Сидевший на переднем сиденье Коля Колыма распахнул дверцу, выскочил из машины, обежал ее и раскрыл вторую переднюю дверцу, с той стороны, где лежал раненый смотрящий.

– Сашка, что сидишь? Помогай! – бросил Колыма брату, явно не спешившему к нему на помощь.

– Колян, лучше тебе одному его дотащить. А я рыжье покараулю, здесь ведь знаешь какой народ, тачку только так увести могут.

Колыма не мог не признать справедливости слов брата, но интонация, с которой Филин их произнес, ему почему-то не понравилось. Что-то с братом было не так. Или ему кажется?

– Ладно, – кивнул он. – Только помоги хоть из машины пахана вытащить.

– Колыма, ты, что ли? – раздался в этот момент из машины слабый голос.

– Батя?! – Колыма нагнулся к смотрящему. Тот пришел в себя. Глаза были открыты, а губы шевелились. Пахан явно хотел сказать что-то еще, но ему не хватало сил.

– Батя, ничего не говори, тебе сейчас нельзя! – решительно сказал Колыма. Он понимал, о чем хочет спросить его смотрящий, и решил, что нужно в нескольких словах объяснить ситуацию. Он заговорил короткими рублеными предложениями: