– Я их читала-читала… И тут вокруг все ка-ак засветилось!

Она потупила взгляд.

– Что было дальше, Дженни? – подбодрил ее я. – Во сне? Все вокруг засветилось – и?..

– Я дальше не помню. Были ужасные пауки: железные, с тремя ногами. Они большие-большие, а я на них сверху смотрю. Пауки большие, а для меня маленькие. Это потому что сон, правда? Я хотела их прогнать веником. Жалко, веника во сне не было. Тогда я стала на них махать руками и кричать, чтоб уходили. Они ушли. Вместо них пришли наши соседи. Тети Молли и дяди Бальтазара не было. И дома нашего… ихнего… Не было дома. Я стала плакать, пришел дядя Том и забрал меня сюда.

Дженни замолчала.

– Это все, что ты помнишь? – осторожно спросил я.

– Да. Когда меня заберут домой?

– Чтобы отвезти тебя домой, надо знать, где твой дом, Дженни. А я не знаю. И дядя Том не знает. И миссис Пристли не знает. Где твой дом, Дженни?

Девочка задумалась. У нее опять задергался рот, а на лице проступило выражение, которое я уже видел. Казалось, она никак не могла решить: улыбаться ей или плакать? Я мысленно обругал себя: все испортить одним неосторожным вопросом! Похоже, вопрос о доме для нее очень болезнен.

Дженни что-то прошептала.

– Что? – я наклонился ближе. – Повтори, пожалуйста.

– Хартфорд…

Впрочем, я не был до конца уверен, что расслышал слово правильно.

У брички их ждали.

Человечек, подвижный как ртуть, весь уже извелся. Таким людям ждать – хуже нету. Сорвав с головы котелок, человечек проделал с ним сложные манипуляции, после чего вернул на место.

– Мистер Холмс! – закричал удивительный визитер, не дожидаясь, пока Холмс и Ватсон приблизятся на дистанцию, более удобную для доверительной беседы. – Доктор Ватсон! Господи, как я рад вас видеть! Господа, я привез вам благую весть! Да что там! К черту весть! Я привез вам миллион!

– С кем имею честь? – осведомился доктор, склонный к подозрительности. Рука Ватсона скользнула к карману, где скрывался револьвер.

– Пфайфер, Майкл Пфайфер! Вы слышали про миллион?

– Миллион проблем?

– Миллион долларов! Что вы на это скажете?

– Доллар может быть свободно обменян на золото и серебро, – Холмс размышлял вслух. – Хотя нет, прошу прощения: с этого года решением правительства Соединенных Штатов Америки – только на золото. Ноль целых девяносто четыре сотых драхмы за доллар. Итого мы получаем примерно три тысячи шестьсот семьдесят два фунта драгоценного металла. Золото у вас в саквояже, мистер Пфайфер?

Человечек ухмыльнулся:

– Шутите, сэр?

– Отчего же? Вряд ли вы, американец, а значит, прагматик, пересекли Атлантику только для того, чтобы посмеяться над моими шутками. Лайнер «РМС Океаник», если не ошибаюсь?

– Хо-хо, мистер Холмс! – Пфайфер погрозил сыщику пальцем. – Меня вы не поймаете на ваш крючок! И все-таки, как вы догадались?

Холмс невозмутимо пожал плечами:

– Такой человек, как вы, мог плыть только самым большим пароходом в мире. «Океаник» превосходит длиной даже знаменитый «Грейт Истерн». Правда, вы плыли вторым классом. Это демократично, одобряю.

– У вас багажная наклейка, – пояснил доктор Ватсон. – На саквояже. С названием парохода. Уже темнеет, но она блестит, и текст легко читается.

– Браво! Сейчас, когда вы все объяснили… Стойте! А как вы узнали, что я американец?! Котелок, да? Котелок, как у Бутча Кэссиди? Или мой акцент?

– Воротничок на пуговицах. Для нас, англичан, это – непростительная вольность. Хотя, как врач, я всегда утверждал, что тесные воротники на крючках крайне вредны для здоровья. И потом – розовая рубашка. Такие носят во Франции, да еще в Штатах. «Брукс Бразерс», если не ошибаюсь?

Холмс с изумлением смотрел на верного друга:

– Ватсон! Я вас не узнаю.

– Да, – скромно ответил доктор. – Я щеголь. И ваш скромный биограф.

Солнце висело над дальними холмами: багровый ком шерсти. Аромат цветущего дрока волнами накатывал на затихший Молдон. Из сада викария Симпсона, контрапунктом дроку, несся сладковатый запах настурций и увядающих рододендронов. Возница дремал на облучке, каждую секунду рискуя свалиться на землю и сломать себе шею. Сунув морду в торбу, подвешенную на шее, тихо хрупала овсом лошадь. Рядом с лошадью, больше всего на свете боясь, что его сейчас поблагодарят и велят идти прочь, стоял Том Рэдклиф. Грузчику до смерти хотелось куда-нибудь посмотреть, что-нибудь увидеть и сразу о чем-нибудь догадаться.

– Итак, – бросив саквояж в бричку, мистер Пфайфер шутовски раскланялся, – начнем сначала. Майкл Пфайфер, синематографист! К вашим услугам, господа! Я имею удовольствие представлять интересы компании «Эмэрикен Мутоскоп энд Биограф». Моим приятелем Артуром Марвином в нью-йоркской студии был снят фильм «Озадаченный Шерлок Холмс». Прежде чем пустить фильм в широкий прокат, моим боссам хотелось бы решить вопрос прав. Вы, мистер Холмс, как прототип героя, и вы, доктор Ватсон, как автор многих рассказов о мистере Холмсе… Замечу без ложной скромности, что это я уговорил босса включить в контракт и вас, доктор! Сюжет фильма не имеет отношения к вашим рассказам, и босс поначалу категорически возражал против вашего участия…