Когда он опять попал ко мне во двор и понял, что я не хочу доверять ему ничего, он снова задумал донос и как-то проговорился, что он собирался жаловаться великому князю, будто бояре получили от меня деньги и за то отпустили меня. При мне постоянно были два сына боярских — Невежа и Тешата: они-то и открыли мне это. Я быстро все сообразил и приказал вытолкать [татарина] за ворота. Немного спустя он был пойман на воровстве и насмерть забит кистенем, а затем брошен в реку. Его сотоварищ бежал из тюрьмы.

Мне донесли опять, что служанка таскает многое из моего добра. У меня был слуга, лифляндец Андрей; он пришел в Москву с одним поляком. Его-то я и поставил на ее [служанки] место. Но заметив, что и он ведет себя не так, как следует, я опять поставил служанку вместо него. Тогда Андрей устроил такую штуку. Он раздобыл мою печать и написал грамотку моему приказчику Надею: «Надей! Ты должен отпустить с этим самым Андреем шесть лучших лошадей. Я должен спешно выехать в одно место». Приказчик плохо рассмотрел грамотку, ибо мною она не была подписана, и отпустил Андрею шесть лошадей вместе с конюхом. Андрей взял их и привел к поляку в его поместье. А поляк, получив лошадей, велел Андрея прогнать. Узнав об этом, я спросил через посредство Иоганна Таубе у поляка, что он думает делать дальше. Видя, что я и Иоганн Таубе действуем заодно, тот возвратил мне столько своих лошадей, что я получил полное удовлетворение.

Этот мой слуга Андрей умер от чумы на пустом дворе, и тело его было съедено собаками.

Когда великий князь со своими опричными грабил свою собственную землю, города и деревни, душил и побивал насмерть всех пленных и врагов — вот как это происходило. Было приставлено множество возчиков с лошадьми и санями — свозить в один монастырь, расположенный за городом, все добро, все сундуки и лари из Великого Новгорода. Здесь все сваливалось в кучу и охранялось, чтоб никто ничего не мог унести. Все это должно было быть разделено по справедливости, но этого не было. И когда я это увидел, я решил больше за великим князем не ездить.

Когда великий князь отправился во Псков, ко мне прибежали несколько купцов, которые пришли из Холмогор. У них было много сороков соболей, и они опасались, как бы их не отобрали. А потому хотели расторговаться, ибо дороги были крепко заняты заставами. Они говорили: «Государь! Купите у нас наших соболей и дайте за них сколько вам будет угодно». — «Но, — отвечал я, — у меня нет с собою денег!» — «Так дайте нам расписку: мы получим деньги от вас на вашем дворе в Москве». Я мог бы получить этих соболей и без денег, но не сделал этого. <…>

Тут начал я брать к себе всякого рода слуг, особенно же тех, которые были наги и босы; одел их. Им это пришлось по вкусу. А дальше я начал свои собственные походы и повел своих людей назад внутрь страны по другой дороге. За это мои люди оставались верны мне. Всякий раз, когда они забирали кого-нибудь в полон, то распрашивали честью, где — по монастырям, церквам или подворьям — можно было бы забрать денег и добра, и особенно добрых коней. Если же взятый в плен не хотел добром отвечать, то они пытали его, пока он не признавался. Так добывали они мне деньги и добро.

Как-то однажды мы подошли в одном месте к церкви. Люди мои устремились вовнутрь и начали грабить, забирали иконы и тому подобные глупости. А было это неподалеку от двора одного из земских князей, и земских собралось там около 300 человек вооруженных. Эти триста человек гнались за [какими-то] шестью всадниками. В то время только я один был в седле и, не зная [еще] — были ли те шесть человек земские или опричные, стал скликать моих людей из церкви к лошадям. Но тут выяснилось подлинное положение дела: те шестеро были опричники, которых гнали земские. Они просили меня о помощи, и я пустился на земских.

Когда те увидели, что из церкви двинулось так много народа, они повернули обратно ко двору. Одного из них я тотчас уложил одним выстрелом наповал; [потом] прорвался чрез их толпу и проскочил в ворота. Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх по лестнице с топором в руке.

Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей.

Когда я поспешил опять во двор, те шестеро опричников упали мне в ноги и воскликнули; «Мы благодарим тебя, господин. Ты только что избавил нас от смерти. Мы скажем об этом нашему господину, и пусть он донесет великому князю, как рыцарски держался ты против земских. Собственными глазами видели мы твое бережение и храбрость». Я же, обратившись к моим слугам, сказал им: «Забирайте, что можно, но поспешайте!»

Затем мы проехали всю ночь и подошли к большому незащищенному посаду. Здесь я не обижал никого. Я отдыхал.