«Новое искусство» в Ахетатоне. В ответ на тенденцию изображать фараона больше и красивее, чем в жизни, Эхнатон, похоже, поощрял своих художников практиковать реализм, граничивший с карикатурой. Этот портрет Эхнатона с одной из его дочерей обнаружен среди руин Ахетатона (Тель-эль-Амарна)

В те дни все было ясно, понятно и предопределено великим богом, о котором они так много слышали. Казалось, все только и делали, что говорили о владыке жизни – боге Атоне, который показывался человечеству в виде солнечного диска. Их отец нередко сажал принцесс на колени и с сияющими глазами рассказывал о единственном боге, который правит всем миром, даже за границами Египта, любящем отце не только божественного царского семейства, но и всего человечества. Их бабушка – царица Тия – была более конкретной, и именно она впервые рассказала принцессам о борьбе со жрецами старой религии и о до сих пор существовавшей оппозиции правлению нового божества. Хотя царица старалась говорить как можно проще, девочки мало что поняли о подоплеке событий, которую она вкратце набросала. Она поведала принцессам, что жрецы Амона в старой столице – Фивах – всегда обладали привилегией провозглашать нового фараона, которого тогда считали сыном Амона, а не Атона. Это теперь известно, что Амон, как и Ра Северного Египта, был всего лишь одним из ликов великого божества – Атона. А в старые времена оба считались разными божествами солнца и Атона даже рассматривали как второстепенный облик Амона. В разные времена, когда сменявший своего предшественника фараон был лишь наполовину богом, будучи сыном смертной матери, ему приходилось делать богатые дары и давать самые разные обещания жрецам Амона, прежде чем они соглашались объявить его новым фараоном. Поэтому жрецы в Фивах стали очень богатыми и могущественными, почти такими же, как сам фараон. Жрецы Ра в Нижнем Египте были обеспокоены ростом этой церковной силы в Верхнем Египте и, сами будучи богатыми и авторитетными, пытались отвоевать влияние на фараона. Семьдесят лет назад, когда на трон взошел дед Эхнатона – Тутмос IV, они одержали верх, поскольку он открыто объявил, что Ра обещал ему трон, когда он однажды уснул у подножия Сфинкса в Мемфисе.

Это заставило жрецов Амона действовать. Они дали понять супругу Тии, Аменхотепу III, когда тот взошел на трон, что признают его жену божественной особой, только если он открыто выкажет свое предпочтение Амону, восстановив великий храм в Фивах. Глаза бабушки принцесс стали злыми, когда она вспомнила о величайшем оскорблении, которое ей пришлось проглотить, но храм был восстановлен. Однако при перепланировке храма была найдена маленькая святыня Атона, бога солнечного диска.

Теперь считалось, что и Амон, и Ра – боги солнца, имеющие разные черты. Сначала Тия и Аменхотеп верили, что Атон – другое имя Ра. Они увидели шанс ловко отомстить жрецам Амона и подняли святыню Атона до статуса храма. Ведь если Ра «обосновался» в Фивах, они смогут натравить одну коллегию жрецов на другую. Но благодаря молодому жрецу Аи, которого жрецы Амона назначили в новый храм Атона, царская чета вскоре поняла, что Атон – единственный истинный бог солнца, хотя из политических соображений не признала это открыто. Они даже назвали своего сына Аменхотепом, как отца, то есть именем, включавшим имя старого бога. Он и взошел на престол в 1377 г. до н. э., когда умер дед принцесс.

Далее Тия рассказала о детстве своего сына, отца девочек. Он был мечтательным мальчиком и, воспитанный жрецом Аи, очень скоро стал самым горячим поклонником Атона. Ему было всего одиннадцать лет, когда умер Аменхотеп III, и в течение нескольких лет он оставался в Фивах, а управляли от его имени (при этом не обошлось без конфликтов) Тия и главный жрец Амона. Но их отец, сказала бабушка, никогда не умел притворяться и не пожелал править под именем, которое по смыслу признавало ложного бога. Поэтому, достигнув зрелости, он при поддержке Аи объявил Атона единственным истинным богом в его царстве и изменил свое имя, назвавшись Эхнатоном.

Он был удивлен и даже несколько разочарован, когда жрецы Амона не приняли с радостью это откровение, а продолжали вести себя так, будто ничего не изменилось. Мысль об использовании силы была ему отвратительна, потому что Атон был богом любви, не признававшим войну и кровавые жертвоприношения. И Эхнатон, снова поощряемый Аи, сделал ответный шаг: он лишил Фивы своего божественного присутствия и приказал построить новую столицу в пустыне на полпути между Фивами и Мемфисом – между Амоном и Ра. Он заявил, что будет там ждать, когда весь Египет признает единственного истинного бога Атона.

Из рассказа бабушки принцессы усвоили только одно: жрецы в Фивах очень злые, а их отец – отчаянно храбр. Они не полюбили Аи, который, будучи верховным жрецом Атона, постоянно находился в великом храме нового города, был нетерпелив с детьми и всегда казался принцессам слишком важным. Фивы были далеко, а жизнь в Ахетатоне – очень приятной.

Первая тень омрачила счастливую детскую жизнь, когда умерла Мактатон – вторая принцесса, сестра и ближайшая подруга Анхесенпаатон. Эхнатон тяжело перенес смерть дочери, поскольку очень любил своих детей. И, хотя фараон ни минуты не сомневался, что маленькая принцесса теперь находится рядом со всемогущим богом, он все равно был довольно долго подавлен. А последовавшая спустя несколько лет смерть его матери – Тии – заставила его вообще уйти в себя.

Эхнатона беспокоила и судьба царства. Он конфисковал владения Амона и его жрецов, закрыл храмы. В ответ на это жрецы Амона во всеуслышание заявили, что фараон покинул своих людей и сам покинут своим отцом – истинным богом Амоном. Это, безусловно, было прелюдией к беспрецедентному в египетской истории событию: жрецы намеревались объявить, что Эхнатон больше не фараон. Правда, они все же не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы пойти на это: ведь армия и государственный аппарат были лояльны Эхнатону. На управление государством религиозные сомнения не повлияли. Визирь Нижнего Египта Хоремхеб нередко посещал Ахетатон, и принцесса Анхесенпаатон нередко встречала его при дворе, а повзрослев – и на советах у отца. Он имел обыкновение говорить, что не беспокоится о Египте в целом, но большую тревогу у него вызывает северо-восточная граница. Прибывавшие вместе с ним эмиссары от вассальных правителей Палестины и Сирии подтверждали его мнение.

В Сирии шла гражданская война. Азиру, принц аморитов, вытесненный в пустыню Аменхотепом III, вернулся в свое царство и уже подчинил себе ближайшие города, открыто отрицая власть Египта. Лояльные царства были слишком слабы, чтобы сдерживать его, и постоянно слали послов и письма с просьбами о помощи. Но Эхнатон не желал посылать карательную экспедицию. Он принял также посла Азиру, который высказался против поклонения великому богу Атону и намерения Эхнатона распространить его культ на все царство. Даже юная принцесса, которой еще не было десяти лет, видела вопиющую разницу между рассказами послов об обращении Азиру с жителями захваченных городов и всеобщей любовью и братством, которые должны воцариться там, где поклоняются Атону. И еще она начала понимать, что ее отец весьма упрям и не желает вести войну.

В те годы во дворце Эхнатона было много послов из земель, расположенных за Сирией. Там – во всяком случае, так объяснил Хоремхеб, – за пределами Египетской империи, шла постоянная борьба за власть.

Еще десять лет назад, говорил он, севернее вассальных государств Сирии была только одна достойная упоминания сила – хурритское государство Митанни за Евфратом. Цари Митанни давным-давно заключили мир с Египтом и отправляли сюда своих дочерей – в жены фараону. Дети согласно кивали, потому что принцесса Татухипа, двадцать лет назад пришедшая в гарем их деда еще юной девушкой и до сих пор говорившая по-египетски с акцентом, была большим другом принцесс.