Конечно, эти люди тогда еще не составляли большинства, тем более ядра партии, на которое был нацелен основной удар.

Разрушители действовали по-разному. Если «снизу» против убежденных коммунистов использовали в основном методы травли и науськивания, то «сверху» кадровый хребет партии ломали довольно изощренными способами.

В аппарате ЦК КПСС внешне все выглядело вполне благопристойно: никто никого за разномыслие не распекал и демонстративно на дверь никому не указывал. Тем не менее чистка центрального аппарата шла полным ходом и к началу 1989 года была в основном закончена. Во-первых, большинство опытных и честных партийцев поспешили проводить на пенсию или отправили «на повышение». Во-вторых, многие способные партийные работники на местах стали отказываться от сомнительной чести перейти на работу в ЦК, справедливо полагая, что свара в верхнем эшелоне КПСС может привести к тому, что завтра они окажутся не у дел. Приток свежих сил в руководящие звенья партии практически прекратился. Аппарат, конечно, пополнялся, но то были чуждые партии люди, вступившие в нее из-за корыстных побуждений, и нужны они были для того, чтобы ускорить процесс разложения. А в-третьих, Горбачев с Яковлевым прекрасно знали, что самый верный способ парализовать аппарат ЦК — затеять в нем бесконечные реконструкции и реорганизации. Нескончаемая череда изменений в структуре аппарата позволяла «выводить за штат» и держать в подвешенном состоянии значительную часть его сотрудников. Многие, главным образом молодые и талантливые, не желали оставаться в неопределенном положении и уходили. Как правило, вновь создаваемые подразделения не имели необходимого опыта и не выполняли тех новых функций, которые на них возлагались.

Именно такую картину Зюганов наблюдал в отделе пропаганды ЦК, который Яковлев при поддержке Горбачева укрупнил и преобразовал в идеологический отдел. Происходившие здесь изменения затронули Геннадия Андреевича самым непосредственным образом — его назначили заместителем заведующего новым отделом. Это был именно тот случай, о котором Яковлев потом вспоминал с нескрываемым раздражением: «Пропустил Зюганова!» Естественно, знал он тогда прекрасно настроения Геннадия Андреевича и его отношение к происходящему, был хорошо осведомлен об этом и Горбачев. Некоторые склонны считать, что это назначение надо рассматривать как одну из тактических уступок группировке Лигачева, однако не следует впадать в заблуждение, полагая, что внутрипартийная борьба к началу 1989 года приобрела открытый характер и велась на каждом квадратном метре. До баррикад еще дело не дошло, и обе противоборствующие стороны подчеркивали свою приверженность перестройке. Думается, механизм очередного повышения Зюганова не стоит ни усложнять, ни упрощать: человека выдвинули, потому что он перерос масштабы дела, которым занимался. Прежде всего здесь сыграл свою роль авторитет, которым пользовался Геннадий Андреевич в отделе и в региональных партийных комитетах. Неизменно вызывали уважение окружающих его профессиональный и житейский опыт, капитальная теоретическая подготовка, доскональное знание проблем партийно-политической работы. К тому же ему доверяли — человек с позицией, обладает прочным внутренним стержнем, ни перед кем не прогибается. Притом Зюганова хорошо знали и в высшем руководстве партии. Курируя идеологическую работу в МГК и МК КПСС, хочешь ты этого или нет, всегда будешь на виду. Тем более что приходилось ему «опекать» сразу семь членов Политбюро и секретарей ЦК, которые были депутатами от «его» территорий. Поэтому в преддверии их очередных встреч с избирателями ему часто приходилось заниматься подготовкой аналитических и справочных материалов, тезисов к докладам и выступлениям. Его ценили не только как специалиста, прекрасно владеющего обстановкой в Российской Федерации и союзных республиках. ЦК нуждался в сильных организаторах, способных помочь руководящим органам территориальных парторганизаций выработать четкую линию, найти точки опоры в условиях усиливавшейся идеологической неразберихи, в обстановке разброда и шатаний. Более подходящую кандидатуру на эту роль найти было трудно.

Кроме двух территориальных секторов идеологического отдела Геннадию Андреевичу было поручено заниматься анализом деятельности Советов и правоохранительных органов. Получил он доступ и к «Особой папке» — пакету секретных документов, предусматривающих порядок действия всех государственных структур на случаи военной опасности, чрезвычайного положения и войны. Когда знакомился с этими материалами, поражался, насколько четко, до мельчайших деталей, была проработана система приведения в действие всех резервов и ресурсов страны. Впечатляли отработанные сценарии самого неблагоприятного развития событий. Например, один из них включал полное закрытие на три месяца всех рудников и лесосек — при этом в стране не остановилось бы ни одно предприятие. При необходимости можно было оперативно, в течение считаных часов, навести понтонные мосты взамен всех действующих — от западных границ до Тихоокеанского побережья. Резервные стратегические запасы были созданы по всем отраслям народного хозяйства. Продовольствие, медикаменты, сборные дома, средства передвижения… По всему было видно, что руководители государства сполна учли горькие уроки Великой Отечественной войны. Советский Союз жил с колоссальным запасом прочности. Впрочем, к несметным богатствам, созданным самоотверженным трудом нескольких поколений советских людей, уже потянулись руки новых кооператоров. Кооперативы присосались к самым лакомым кускам, закупорив выход на рынок готовой продукции государственных предприятий, порождая дефицит и взвинчивая цены, усиливая экономический хаос. На экономику страны была накинута первая удавка.

Тогда Зюганову казалось, что еще далеко не все потеряно. Взялся за дело с воодушевлением. Среди первоочередных своих забот сразу же выделил две болевые точки — межнациональные отношения и преступность. Когда собрали и систематизировали весь материал по преступности, Геннадий Андреевич ужаснулся. Налицо был невиданный ранее рост числа убийств и несчастных случаев со смертельным исходом, насилий, ограблений и других тяжких преступлений. За год количество погибших мирных граждан в несколько раз превысило наши потери за все годы афганской войны. С невероятной быстротой криминализировалась экономика. Создание кооперативов сопровождалось повсеместным возникновением и разрастанием организованной преступности, в том числе и вооруженных преступных сообществ. Над страной нависла тень криминального террора. Соответствующий доклад Зюганов направил А. Н. Яковлеву. Реакции не последовало.

Примерно в это же время Геннадий Андреевич вместе со своими коллегами самым тщательным образом изучил ситуацию в Средней Азии, особенно в Узбекистане, где нарастали трения на национальной и религиозной почве. Подготовленная по итогам этой работы аналитическая записка, которая также легла на стол Яковлеву, содержала исчерпывающую информацию и тревожный прогноз: если не принять срочных мер, то малейшая искра может вызвать беспорядки с самыми тяжелыми последствиями. На этот раз Яковлев отреагировал и провел у себя рабочее совещание. Очевидно, только для того, чтобы более доходчиво изложить свою точку зрения: для паники нет никаких оснований. Это совещание состоялось в феврале 1989 года, а летом вспыхнули кровавые межэтнические столкновения в Ферганской долине. Затем последовали резня в Ошской области Киргизии, беспорядки в Таджикистане…

Тревожное положение складывалось в прибалтийских республиках. Жесткие нападки с их стороны на центральные союзные органы, в первую очередь Госплан СССР, выдвинутые проекты перехода на полный региональный хозрасчет, преследование коммунистов, дискриминация русского населения — все это не вызывало сомнений: дело идет к полному отделению республик от Союза. Осенью 1989 года Зюганов вместе с другими сотрудниками ЦК КПСС две недели провел в Литве. Обстановка там накалилась тогда до такой степени, что группе даже охрану выделили. По возвращении подготовили обстоятельный доклад, в котором указали, кто там конкретно подогревает националистические и сепаратистские настроения, откуда эти люди приехали, кто их финансирует, сколько иностранных телекомпаний работает, какие операции готовятся. Главный вывод — Прибалтика стала основным плацдармом идеологической войны и диверсий против страны и дружбы народов СССР. Но еще не поздно поправить положение, необходимо только всемерно поддержать авторитетные силы на местах, препятствующие выходу своих республик из Союза, развернуть активную контрпропагандистскую работу, разоблачающую истинное лицо оппозиционеров и их зарубежных спонсоров. Материал был настолько горячим, что его срочно напрямую направили Яковлеву. Ответа так и не дождались.

Как потом понял Геннадий Андреевич, ждали напрасно. Ведь помимо прочего в справке, представленной руководству ЦК, детально анализировалась провокаторская деятельность в Литве так называемой «московской группы поддержки». Ну разве мог тогда Зюганов представить, что работа этих людей координировалась оттуда же, куда была направлена разоблачающая их записка, что Горбачев и Яковлев сознательно поощряли рост сепаратистских настроений, поэтому и твердили постоянно: «Нельзя поддаваться на провокации, если вмешаемся, только усугубим ситуацию. Пена на волне обновления сойдет сама собой». Позднее разъяснилось, что именно после визита Яковлева в Прибалтику там сложился настоящий методический центр, готовивший документы и инструкторов для создания националистических «народных фронтов» в других союзных республиках. Волну сепаратистских выступлений вызвали и его поездки в Таджикистан и Закавказье. Лидер Саюдиса В. Ландсбергис весной 1990 года в одном из своих интервью западным корреспондентам высказывался по поводу происходившего весьма откровенно: «Запад должен понять, что Горбачев сам позволил сложиться нашей ситуации. Он в течение двух лет наблюдал за ростом нашего движения за независимость. Он мог бы остановить его в любой момент». Как говорится, комментарии излишни.

Довольно скоро Зюганов убедился, что любые предложения, способные реально повлиять на развитие событий в стране, на внутриполитическую обстановку в партии, наталкиваются на глухую стену молчания или отвергаются под любыми предлогами. Яковлев, как тромб, закупорил кровеносную систему КПСС, связывающую региональные партийные организации с ЦК. Огромная и мощная машина — аппарат Центрального Комитета, призванный проводить в жизнь политические решения партии, работала на холостом ходу. Партия с катастрофической быстротой утрачивала свою исторически сложившуюсяруководящую роль в обществе, что вело к полной парализации всей системы государственно-политического управления. Страна оказалась на пороге анархии, поскольку на тот период никакие Советы не могли заменить эту систему или создать взамен что-либо новое.