Я еще подумал… и понял, что этими соображениями трудности не кончаются.

Снова смотрю на схему.

Конечно, последняя тут прямая идет уже недалеко от заднего забора, за которым обширный участок дикого леса. Унести туда ноги — нет проблем, а чтобы блокировать со стороны леса, нужно разместить там около роты солдат.

Опять эта песня, да чтоб её!

Но продолжаю «гадать свою думку»: вот девушка идет по какой-то алее… ее окликивают от одной из могил… так, там двое — и может быть женщина… забирают деньги из сумки, сумку, разумеется, не берут, женщина другими путями топает себе спокойно на выход… а может быть, это рабочий в спецовке из местных или подросток мальчик-девочка — у преступников тоже есть дети… девушка, отдав деньги, спрашивает: «а где же ребенок?» — «а вот посидим еще минут десять, вы пройдете тут рядом к одной могиле, там записочка — и не волнуйтесь, мальчик в полном порядке»… а мальчик, скорее всего, там и сидит, только что оставленный… или оставлен в какой-нибудь машине неподалеку от кладбища — а в записке сказано где.

На месте преступников я б так и сделал… впрочем, что за глупые мысли.

Ну, снова «Дивлюсь я на ни-бо…»

За раздумьями не заметил, как оказались уже у родной конторы. Что докладывать начальству — понятно: факты, и свои соображения — почему операцию по захвату преступников проводить нельзя.

Надо сказать, начальство у меня не умное и не глупое, а среднее, и в целом — вменяемое. Это важно, потому что не всем так везет, и в конторе были пеньки откровенные.

Подполковник — непосредственный мой начальник носил кличку «Антигорби», так как имя-отчество имел инверсивное к ушедшему недавно от власти Горбачеву, то есть звался Сергей Михайлович, а выше над ним и, соответственно, мной помещался полковник Моков — тоже не глупый и не сильно вредный.

Доложил обоим начальникам у Мокова в кабинете, выслушали всё внимательно.

— Эх, блин, — вздохнул мой Михалыч, — так что же выходит, сук этих взять нам не получается?

— А как? Дмитрий четко всё разложил. И во-вторых, зам. министра мне однозначно сказал: «Голову сниму, если с мальчиком что-то случится». — Помолчав, полковник грустно добавил: — И двести тысяч долларов придется отдать.

Грусть искренняя, от всего сердца, и по понятной причине: если б пошли на захват, денег их прежнему владельцу как собственных ушей не видать. И скорее всего, случилось бы так: при захвате преступники оказали вооруженное сопротивление, двое-трое были убиты, а один, якобы с деньгами, сбежал. Няньку, если нужно по обстоятельствам, оглушили бы, не стесняя себя последствиями.

Да, взгрустнули мои два начальника.

Решили окончательно, что мы с помощником привозим няньку, провожаем по главной аллее до первого поворота и прогуливаемся там ее дожидаясь. Приезжаем в своей милицейской форме, преступникам это должно показать, что играем «в открытую» — ничего против них не замышляем, просто хотим получить ребенка. И нянька должна так озвучить сразу при встрече. С этим отправились к себе в Отдел, уточняя между собой технические детали, и что медсестру надо взять для вдруг необходимой помощи мальчику.

Прошли уже в свою часть здания, как вдруг…кто-то выскочил нам навстречу с громким:

— Лешка звонил, там обыск уже идет!

Михалыч въехал не сразу, а я понял — значит, собака, взяв след, повела на «кавказский» дом.

Честно говоря, такого подарка не ожидал и всё затеял исключительно ради подстраховки и чтоб перед начальством отчитаться хоть за какие-то действия.

— Что еще говорил?

— Только начали, он там с местной милицией.

Подполковник тоже добрался мыслью до сути и, обдумав ее, предложил:

— Давай ко мне в кабинет, махнем по чуть-чуть коньячку. Теперь нам чего — только ждать.

Ждать пришлось, впрочем, недолго совсем.

Только, хлопнув по первой, выпили по чашечке кофе и я собрался спросить: что это за кадр интересный такой — папаша того ребенка, раздался звонок Алексея прямо сюда в кабинет.

Начальник взял трубку, через несколько секунд мотнул мне отрицательно головой — понятно, мальчика нет — и скомандовал везти их сюда.

Мысль у меня мелькнула маленькой беспокойной молнией:

— Пусть подождет на проводе, Сергей Михайлович!

Тот, удивленно взглянув, слова, однако, мои повторил.

И отложив трубку, спросил — чего это вдруг?

— Можем сами себе дело испортить.

— Не понял.

— Ну, первое, может быть, собака ошиблась.

— Ой, навряд ли.

— Или они во время прогулки приближались к чужой территории. Нянька ведь после эфирного обморока толком может не помнить.

— Ну-у…

— А самое главное — ребенка перебросили куда-то.

— Вот это — скорее всего.

— Тогда нам тем более не надо их напрягать. Дойдет до подельников, что мы взяли след, черт их знает, что натворят со страху.

— Так, блин, резонно… что же делать?

— Пусть Лешка извинится и скажет: пропал из соседнего дома мальчик, обыскиваем всё вокруг.

— Молодец, Митя, фу-у, блин! Налей-ка еще.

Я исполнил и порадовался «непеньковому» своему начальнику.

Должен сказать наперед, что распространенную среди коллег «лексику» я тут смягчаю эвфемизмами или не привожу вовсе. А насчет «по чуть-чуть»: в рабочее время это считалось почти за норму у всех от уровня моей должности и выше, а младших строго-отцовски предупреждали: «смотрите вы там — чтоб не очень!»