Я вновь столкнулся с этим — с невидимой преградой, которую евреи воздвигают между собой и остальным человечеством. Отчаяние сокрушило меня, ведь я был не в силах изменить свое происхождение. Мариамна, видя мои страдания, вернулась к тайне, которую упоминала раньше.

— Не отчаивайся, мой Луций, — заявила она. — Через некоторое время ты узнаешь правду о себе. Не приходи в отчаяние из-за того, что она так хвалит этого Иосифа. Она делает это, чтобы помучить тебя. Он не получит ее.

— Я убью его, если он прикоснется к ней! — в ярости закричал я, но сразу же почувствовал, как это глупо, потому что Ревекка только смеялась, лукаво глядя на меня.

— Ты почти такой же бешенный как Элеазар! — воскликнула она. — Он говорить, что убьет тебя, если ты коснешься меня. Ты говоришь, что убьешь Иосифа, если он коснется меня. Неужели все мужчины такие же дикие как эти? — спросила она у Мариамны.

— Большинство, — ответила Мариамна. — Мужчины такие глупцы.

— Бедный Иосиф, кого, интересно, убьет он? — заметила Ревекка. — Кажется было бы справедливо, если бы и он решил кому-нибудь мстить. Но Иосиф кроток, как ягненок. Кроме того убийство противно его убеждениям. Ты знаешь, что я о нем слышала?

Она встала и неожиданно устремилась к Мариамне, прошептав ей на ухо несколько слов, которые ошеломили Мариамну, так что она пробормотала:

— Кто бы мог подумать!

И Ревекка, взяв с меня клятву хранить тайну, считала по некоторым причинам интересным делить со мной свой секрет, который заключался в том, что этот Иосиф, за которого выдавали Ревекку, был тайным последователем рабби Иисуса и считал его мессией.

— И значит он не станет убивать, — сообщила Ревекка, — потому что эти последователи рабби Иисуса утверждают, что люди должны любить друг друга, а не ненавидеть, и «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». [6]

Так я впервые услышал об этом учении, которое и правда было благородным и ценным, хотя мало людей, применяющих его на практике. Но знание этого не облегчало ревности и гнева, которые я испытывал к Иосифу. Хотя частью своего существа я чуть было не начинал ненавидеть Ревекку за то, что она так со мной обращалась, все же я не мог вынести мысль, что потеряю ее или увижу, как ее красота радует другого мужчину. Мариамна как могла утешала меня, говоря, что когда я узнаю правду о себе, все предстанет передо мной в ином свете.

— И потому не расстраивайся, — сказала она, — сегодня на пиру я хочу видеть счастливые лица. У нас будет римский вечер, потому что сегодня придет командующий крепостью Антония Метилий, а так же центурион Септимий. Рабби Малкиель почитает свои новые переводы. Если же нам надоест разговаривать, девушки будут танцевать для нас. Так мы возьмем лучшее от двух миров, мой дорогой, и усилим дружеские чувства между евреями и римлянами.

Перед тем как описать пир в доме Мариамны, позвольте мне поговорить о состоянии земли Иудеи, потому что именно так мы сможем проникнуть в предназначение судьбы и понять, как такое страшное несчастье пришло на эту землю. Иудея бедная страна, гористая, бесплодная, жаркая и очень скудная дождями. Большую ее часть составляет пустыня, и там нет достаточного количества рек, чтобы обеспечить достаточно воды для цветения пустыни. Даже та вода, что имелась, использовалась недостаточно хорошо, потому что древние каналы, что когда-то проводили воду в пустыню, забились и заглохли, и никто из правителей страны не старался вычистить их, мало заботясь о процветании народа. И потому между народом и правителями образовалась огромная пропасть, гораздо глубже ущелья, что разделял Иерусалим. Среди народа можно было встретить бедность, голод и отрепье, а в то же время священники владели домами, напоминающими дворцы, и жили как цари. И это было причиной падения Иерусалима, потому что народ ненавидел священников за их поборы, а священники ненавидели народ, потому что боялись его. И вот, когда началось восстание, народ сражался не только против римлян, но и против правящих священников и полностью уничтожил их. Но уничтожив своих лидеров, они обеспечили собственную гибель, потому что не было других для руководства народом, и они растратили в междоусобице силы и средства, которые могли бы использовать против римлян.

Главные священники и их семьи составляли аристократию Иерусалима. В руки этих привилегированных семей постоянно тек поток золота, вымогаемый из народа всеми доступными способами. Народ был обязан не только платить налоги на свои жертвоприношения, но их принуждали и множеством других способов увеличивать богатства священников. Беднейшие крестьяне из Шарона и Галилеи, беднейшие рыбаки с Геннесаретского озера должны были платить десятину со своих товаров перед тем как продать их в Иерусалиме. Более того, даже чтобы привести свои товары в город они должны были платить, потому что у каждого брода, перекрестка дороги и у каждых городских ворот, поджидали сборщики налогов. И если человек отказывался заплатить или же не мог заплатить, его товар объявлялся нечистым, и ни один человек в городе не осмеливался его купить. И ко всему прочему народ должен был платить множество иных налогов, потому что римляне тоже их собирали и были ничуть не менее хищными чем священники. Они налагали налоги на соль, налоги на одежду и кожу, поголовную подать и земельный налог. Думаю, они обложили бы налогом и воздух, если бы знали, как это сделать. И горе крестьянину или рыбаку, который бы не смог заплатить. У него бы забрали лошадь или корову, были бы конфискованы его земли и орудия. У рыбаков забирали даже сети. Но эти несчастливые не были бы проданы вместе со своими семьями, как это делалось в Риме, потому что еврейские законы запрещается превращать ближних в рабов. Однако несчастные были бы благодарны за такую судьбу, ведь хозяин по крайней мере кормит своих рабов. И потому, не имея другой возможности наполнить желудок, крестьяне или рыбаки, ограбленные сборщиками налогов, в свою очередь становились грабителями, так что в стране было полно разбойников, и никто не путешествовал в одиночку или без оружия, не рискуя жизнью. Тем временем земля, которая раньше принадлежала неимущим, оставалась необработанной и превращалась в пустыню, таким образом хищничество сборщиков налогов губило их намерения, ведь источник богатства иссыхал, и страна, которая и так была бедна, становилась еще беднее.

Вымогательства сборщиков налогов были не единственными источниками богатства священников. Со всего мира, где бы ни существовали еврейские общины, в Храм стекался поток сокровищ, и многие из этих сокровищ прилипало к рукам священников. Постоянно в годы величия Иерусалима, в святой город прибывали посланцы и с песнями ликуя шли к Храму, неся в сосудах и золотых корзинах свои дары. Часто богатые евреи завещали Храму все свое состояние и размер некоторых даров потрясал воображение. Весь драгоценный металл, что покрывал мощные ворота в стене вокруг Святилища, золото с одной стороны и серебро с другой, было даром сказочно богатого еврея Алибарха из Александрии. Не только богатые приносили дары. С приходом каждого урожая смиренные крестьяне, пастухи, садоводы шли в Храм, неся в своих натруженных руках первые плоды со своих полей или от стад или садов, лучшие снопы с зерном, чудесные фиги, самый сладкий виноград, жирнейших козлят и ягнят, выбранных с любовью и отдаваемых с радостью тому богу, от которого исходит и добро и зло. И правда, хотя сам он голодал, этот бедный народ никогда не жалел своих первинок, и по доброй воли отдавал их. Однако не Бог наслаждался лучшими гранатами и фигами или лакомился жирными волами и овцами, ведь Бог не нуждался в человеческих дарах и не ел мяса животных и плодов земли. Как и в случае с жертвами, все это доставалось не Богу, а священникам, которые жили этим.

Я не хочу заставить вас полагать, что все это изобилие поровну делилось между священниками. Большая часть богатства доставалась членами нескольких привилегированных семей, из которых выбирали первосвященников. Низшее священство жило в бедности, добывая себе на пропитание тем, что продавали шкуры животных, принесенных в жертву в Храме. Они жили в беднейшей части Нижнего города и когда поднимали глаза, то могли видеть дворцы священников, расположенные на вершине горы Сион, где в роскоши жили некоронованные правители Иерусалима, окруженные слугами и большим количеством детей. Эти дети священников, достигая совершеннолетия, ничего не делали и окруженные богатством, начинали рассуждать и вести себя в чужих евреям традициях. Они все время жаждали новых ощущений и поблажек. Искусство и философия греков, а так же роскошь римлян смягчили строгие правила, которых они должны были придерживаться. Уже даже во времена Ирода, греческие и римские обычаи стали влиять на поведение еврейской аристократии и, как это не может показаться странным, на тех, кто был ближе всего к Храму и его священным ритуалам, кто был наиболее подвержен дружбе с чужеземцами и их обычаями, представляемыми Иродом и усиленными царем Агриппой, который получил образование в Риме и держался скорее как римлян, чем как еврей. И хотя внешне это молодое поколение священнических семей придерживалось строго ортодоксальных взглядов, тайно они насмехались над ритуалами собственной веры. Они разбирались в философских концепциях греков, цинично подвергали все сомнению и были исполнены скептицизма. При этом они еще были и искустными лицемерами, потому что внешне никак не проявляли отсутствие веры, но на публике изображали себя правоверными законодателями, как если бы каждый из них был маленьким Моисеем на горе Синай. Однако среди своих на тайных ночных пирах, которые они устраивали в честь богатых римлян, они отбрасывали прочь жесткие запреты, налагаемые традицией, и потакали обычаям, распространенным в Риме и Александрии, смешивая удовольствия Эроса и Психеи.