Гессий Флор улыбнулся, и по этой улыбке я понял, что подобный конец этого предприятия не будет для него неприятным.

— Гарнизон нуждается в подкреплении, — заявил он. — Вы возьмете двадцать легионеров, как я и сказал. Или ты боишься, еврейский дружочек?

Я покачал головой и сказал, что мы сделаем так, как он хочет. Тогда он обратился к Марку и передал ему список имен, предположительно солдат, от которых он хотел избавиться. Затем, попрощавшись с нами, он вышел из зала приемов. По интонации его голоса я заключил, что он не ждет нас назад.

Как и ожидалось, все те двадцать человек, которых я и Марк должны были вести в Иерусалим, так или иначе возбудили неприязнь Гессия Флора. Все эти люди были выбраны из первой когорты Двенадцатого легиона, так как в распояжении Флора находилась лишь она, а весь остальной легион находился в Антиохии, под командовании Цестия Галла, наместника в Сирии. Поскольку своими мерзостями и несправедливостью Флор имел привычку возбудать неприязнь добродетельных людей, я понял, что эти двадцать человек были людьми высоких моральных качеств, которые, словом или действиями, выразили отвращение, испытываемое к прокуратору.

Через час эти люди были собраны моим братом Марком, который вывел их из города и расположился лагерем в горах, находящихся над дорогой в Иерусалиме.

— Мы идем по поручению, — сказал он, — которое мог придумать либо глупец, либо мерзавец. Наша малочисленность делает нас бесполезными для гарнизона Иерусалима и делает невозможным для нас пробиться в город, ведь что могут сделать двадцать человек против стен и башен Иерусалима? Тот, кто отдал нам приказ о нашей миссии, имел собственные причины выбрать нас, и без сомнения все вы знаете эти причины. Но мы не можем не выполнить приказа. Однако, мы можем сделать все возможное, чтобы лишить Гессия Флора того удовольствия, что может доставить ему наша смерть. И потому, мы должны выработать такой план компании, который позволил бы всем нам живыми добраться до гарнизона.

Здесь он вывел меня вперед и коротко рассказал обо мне, отметив, что я с рождения жил в Иудее, хорошо знаю язык и обычаи евреев и мог бы сойти за одного из них.

— Мой брат, — продолжал Марк, — войдет в город переодетым паломником, желающим принести жертву в Храме. В Иерусалиме у него есть друзья, которым можно верить. От него мы узнаем, что нам делать, как мы сможем проникнуть в город и куда нам направиться после того, как мы туда попадем. Мы даже не знаем, действительно ли Антония захвачена, а ее гарнизон перебит, как утверждают слухи. Мы будем ждать в потайном месте, пока он не вернется из города.

После этого наш маленький отряд пошел через холмы, двигаясь по ночам и прячась днем, так как везде бродили сикарии иопасность подстерегала всюду. Недалеко от Иерусалима мой брат и его люди спрятались в пещере поблизости от Гробницы Царей. Евреи сторонились этих пещер не только потому, что очень почитали их, но и потому, что они внушали огромный страх. Здесь я сбросил свое римское одеяние и оделся в одежду, которую принес из Кесарии, и взяв в руки посох, превратился в смиренного поломника из Гамалы, что в Галилее, пришедшего в святой город чтобы принести жертву. В таком виде я прошел через ворота, находящиеся поблизости от купальни Силоам у Южной стены, и направился к дому Мариамны на Верхнем рынке. Но как изменился Иерусалим за столь короткий срок! Мое сердце замерло, когда я обошел Тиропскую долину и вышел к дому первосвященника. От прекрасного дворца не осталось камня на камне. Ничего, кроме наводненных крысами, почерневших от пожара развалин. Дворец Агриппы постигла та же судьба, и прекрасное здание с колоннадой, где храились архивы, а также долговые обязательства и сделки, были полностью уничтожены ужасным пожаром.

Сжигаемый тревогой, я свернул на улочку, где жила Мариамна, ожидая увидеть и ее дом разрушенным. Однако, дом был цел, и нубийцы впустили меня. Дом казался странно пустым, прекрасный живой товар, которым торговала Мариамна — отсутствовал. Когда я вошел в ее комнату, Мариамна простерла ко мне руки и обняла с таким жаром, что я чуть не задохнулся.

— Возможно ли, мой Луций! — закричала она. — Ты жив! Это настоящее чудо.

Но я, дрожа от тревоги, остановился, чтобы рассказать, как спасся от сикариев. Все мои мысли были сосредоточены на Ревекке.

— Что с ней случилось? — закричал я. — Она жива? Почему дворец первосвященника в развалинах? Кто разрушил дворец Агриппы?

Мариамна воздела руки и заявила, что я не поверю в то, что случилось в Иерусалиме.

— Это все сикарии! — воскликнула она, и ее голос задрожал от ненависти. — Как верно прорицал Ананья, бедный добрый старик. Все, все случилось как он предсказывал. Они разрушили его дворец и преследовали его словно зверя. Он бежал из города и пытался спрятаться у акведука Понтия Пилата. Они нашли его и закололи. Элеазар прибыл с храмовой стражей лишь для того, чтобы найти умирающего отца.

— Сохрани нас боги! — воскликнул я. — Значит, они убили первосвященника. И Элеазар по прежнему полагается на сикариев?

Мариамна скривилась и процитировала Соломона:

— Его ничто не научит. «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою». [27]

— Но что с Ревеккой? — настаивал я. — Говори скорее. Что с ней сталось?

— Успокойся. Ничего с ней не случилось, — ответила Мариамна. — Она замужем. Живет с мужем недалеко от Тиропской долины. Я не так уж и часто ее вижу. Я редко осмеливаюсь покидать свой дом. Полагаю, скоро она будет носить своего первого ребенка.