И вот, оставив позади развалины виллы, мы весь день мчались к морю, ведь Кесария находилась на побережье в шестидесяти милях от Иерусалима, и мы не хотели, чтобы сикарии перехватили нас по дороге.

Хотя Кесария и не очень большой город, он очень красив. Ирод выстроил город в строжайшем греческом стиле и назвал в честь великого Августа. Порт Кесарии — единственная гавань между Дором и Яффой — был создан людьми и отстроен Иродом с той грандиозностью, что характеризует все его труды. Гигантский волнорез, выступающий из скалистого берега на двадцать морских сажень, был назван «прокумация» или же первый волнорез. Вдоль всей внутренней гавани проходила каменная стена, отделанная белым мрамором с несколькими большими башнями, самая красивая из которых называлась Друзия в честь Друза, зятя Цезаря. Вход в порт находился на севере, и с обеих сторон входа располагались три гигантские статуи на колоннах, возвышавшиеся над мачтами кораблей. Действительно, немногие виды были более красивы, чем вид порта в тот миг, когда моряки видели его с моря, ведь порт гораздо величественнее знаменитого порта Перей в Афинах и всегда был заполнен веселыми цветными парусами бесчисленного множества судов. За портом располагались поднимавшиеся террасами беломраморные здания города, ярко выделявшиеся на синем небе, вместе с темно-зелеными кипарисами. Среди этих зданий находился храм Цезаря, в котором стояла огромная статуя Цезаря, большая, чем статуя Зевса Олимпийского, на которого она походила. В городе были амфитеатр и благородный форум, а так же храмы иных богов, выстроенных в греческом стиле, так как в то время Ирод находился под большим влиянием греков.

Прокураторы Иудеи почти всегда жили в Кесарии, а не в Иерусалиме. Они считали, что страстный еврейский город одновременно надоедлив и зловещ, а так же слишком зноен летом, в то время как климат Кесарии всегда смягчался мягкими морскими ветрами. Кесария была греческой не только по внешнему виду. Хотя город был выстроен еврейским царем на еврейской территории, греков, арабов и сирийцев здесь быо раза в три больше чем евреев. Именно поэтому антиеврейские погромы, один из которых описывал мой отец, и в ходе которого он встретил мою мать, были столь часты в Кесарии. Время от времени еврейское население почти полностью уничтожалось, а их жилища разрушались.

И вот, хотя вся Иудея бурлила, а шайки вооруженных сикариев терриризовали окрестности, Кесария была спокойна, так как ее еврейское население было слишком запугано греками, чтобы хоть чем-то помогать своим бунтующим согражданам.

Марк и я достигли стен Кесарии, испытывая чувство благодарности, ведь наше путешествие среди холмов Иудеи было необыкновенно опасно. Мой брат сразу же проводил меня во дворец прокуратора и попросил немедленной аудиенции у Гессия Флора. Здесь мы прождали почти час, так как прокуратору после купания делали массаж, и даже восстанию в Иудее не позволительно было ускорить столь важный процесс. В конце концов Флор вошел в приемный зал, одетый в тогу с полосой. За ним шагал грек-секретарь и свита рабов. Со смешанными чувствами смотрел я на этого отпрыска мясника, чья несправедливость привела к восстанию в Иудее.

Он с помпой уселся в кресло и спросил, не я ли тот самонадеянный римский юноша, что поучал его, как править провинцией, когда он судил еврейских вождей в Иерусалиме. Услышав, что это я, он уставился на меня своими маленькими свинячьими глазками, а увидев, что моя одежда разорвана и запачкана кровью, спросил, что я делал. Я рассказал ему о нападении, что доставило ему такое удовольствие, что его глаза заблестели. Злорадствуя, он радостно потирал руки.

— Итак, мой маленький еврейский дружок, ты наконец получил урок. Теперь, когда они перерезали горло твоему отцу, ты не будешь сочувствовать этому проклятому народу. Считай, тебе повезло, что я не казнил тебя за то, что ты меня раздрожал. И что теперь? Ты пришел, я думаю, для того, чтоб схватиться за меч и отомстить за отца?

Его хитрые глазки изучали мое лицо. Я ощущал его ненависть, словно горячее дыхание дикого зверя. Он ненавидел меня, так как я разоблачил его, потому что как и в случае с Септимием, наша семья представляла древние добродетели Рима, а не его новые пороки. Он повернулся к греческому секретарю, раболепно стоящему рядом.

— Как нам помочь этому доблестному римлянину? — проговорил он. — Как нам помочь ему совершить месть? Ага, нашел. Ты ведь хорошо знаешь Иерусалим. Верно?

— Я знаю город с детства, — ответил я.

— Так давно? — переспросил он. — Сочувствую. Один день в этой дыре уже слишком много для меня. Но послушай. Хотя ты и оскорбил меня, я окажу тебе честь. Мне нужен человек для выполнения опасной миссии. Хоть ты и молод, я доверю эту задачу тебе. Твой брат Марк пойдет с тобой. Возьмите двадцать человек, которых я сам отберу из первой когорты Двенадцатого легиона.

Говоря это, он поглядывал на моего брата Марка, и этот взгляд не обещал нам ничего хорошего. Возможно, его ненависть к Марку объяснялась просто тем фактом, что тот был моим братом. Однако, ненавидя его, он видимо решил, что мы вместе должны подвергнуться опасности.

— Для таких героев у меня есть замечательная задача, — произнес он, вновь обращаясь к своему греку-секретарю. — Они римляне старой школы, всегда готовые идти на смерть. Мы дадим им возможность доказать наличие этих знаменитых качеств.

Поманив нас, он надул щеки и принял таинственный вид.

— Гарнизон в крепости Антония, а так же две когорты во дворце Ирода осаждаются евреями с начала беспорядков, есть даже слухи, что крепость Антония захвачена группой сикариев и весь ее гарнизон перебит. Я должен знать истинное положение дел в Иерусалиме, — сказал Гессий Флор и повернулся к Марку, чтобы добавить: — Возьми двадцать человек из первой когорты. Я отберу их. Проводи их в город. Выясни, что там с гарнизоном Антония, а так же с теми, что находятся во дворце Ирода. Оставь там людей для укрепления гарнизона. И отправь мне сообщение о ситуации.

— Ты желаешь, чтобы мы остались в Иерусалиме? — спросил мой брат.

Флор кивнул. В его маленьких глазах притаилась злоба. Он вновь повернулся к секретарю и заметил, что доблестные римляне не слишком довольны назначением.

— Кажется, наш маленький дружок евреев не слишком хочет к ним возвращаться. Ах да, мой еврейский дружочек, войти в Иерусалим теперь все равно, что сунуть голову в осиное гнездо. Ты ведь об этом думал?

— Что до меня, — ответил я, — то я уверен, что без всяких трудностей смог бы войти в Иерусалим. Я мог бы собрать информацию, нужную тебе и незамеченным покинуть город. Но что я смогу сделать с двадцатью вооруженными легионерами, идущими за мной? Если евреи не убьют нас, как только мы приблизимся к стенам города, то они без сомнения сделают это, когда мы войдем внутрь.