– Поблагодарим его за это, – заметил Кэндзи. – Жозеф наверняка торопится к жене, а вы, Виктор, должны предупредить мадам Баллю, что ее кузен жив и находится в больнице. Дорогая, позвольте проводить вас в экипаже до улицы Фонтен! Я попрошу кучера погрузить ваш велосипед.

Он галантно подал руку Таша. Затем ушли Роза и Пьер, она – энергичная и радостная, он – покорный и подавленный. Виктор и Жозеф, замыкавшие процессию, были рады, что положили конец деятельности двух преступников, и в то же время удручены тем, что предстояло еще столько объяснений как с близкими, так и с полицией.

– Ничего, мы и не такое пережили, – беззаботным тоном произнес Жозеф.

Виктор был ему признателен за оптимизм и немедля пригласил выпить анисовой водки в «Ноктамбуле» на улице Шампольон.

– А Айрис? А мадам Баллю… а Таша? Они ведь будут переживать, разве нет?

– «Я страдал, когда у меня не было обуви. И перестал страдать, увидев человека без ног».

– Это Кэндзи придумал эту тарабарщину?

– Нет, Жозеф, Конфуций.

Виктор толкнул дверь кабинета инспектора, стараясь изобразить на лице непринужденную улыбку. Комнату освещала газовая лампа, придающая ей вид монашеской кельи. В шкафу у стены лежали пыльные стопки личных дел. Инспектор Вальми, склонившись над раковиной, стоял спиной к посетителю. Он не спеша вытер руки и, не произнеся ни слова, показал ему, куда сесть. Виктор рухнул в единственное кресло, которое издало дикий скрежет. Инспектор Вальми скривился, затем сел напротив.

– Вы задали мне трудную задачу, мсье Легри. Вы, кажется, мечтаете упразднить полицию как ненужный орган?..

– Что вы, инспектор, я всего лишь любитель. Есть задачи, с которыми я не справился. Я знал, что мсье Маню пропал, но понятия не имел, что его убили. Вы нашли тело?

Огюстен Вальми спрашивал себя, почему этот книготорговец с такой поспешностью задал ему этот вопрос. И решил не отвечать.

– Все вы одинаковы, – медленно произнес он. – Вы сеете путаницу, вводите всех в заблуждение и считаете при этом, что вас должны чествовать как великого сыщика – раскатать перед вами ковер и приветствовать бурными аплодисментами. А еще вы самозабвенно запутываете следы.

– У меня нет причин хвастать этим, инспектор, я уважаю ваши методы расследования.

– Ну, уж это ложь, мсье Легри, хотя и приятная.

– Я говорю это совершенно искренне и с огромным уважением, поверьте.

– Очень любезно с вашей стороны. Кроме шуток, у меня есть основания обвинить вас в том, что вы чинили препятствия следствию.

– Да, но вы этого не сделаете.

– Почему же?

– У нас с вами общая черта: мы терпеть не можем административную волокиту, и потом, официально, это вы таскаете каштаны из огня. Я с самого начала не сомневался в вашей проницательности, вы единственный сразу поняли, что мадам Пийот убили.

Огюстен Вальми сосредоточенно рассматривал чернильницу. Потом кивнул.

– Это неудивительно, – сказал он с достоинством. – Профессию полицейского невозможно освоить, это то, к чему ты предрасположен с младых ногтей.

Казалось, он вот-вот скажет еще что-то, так как было похоже, что эта фраза приоткрыла дверь, за которой таился сонм воспоминаний, но инспектор подавил свой порыв.

– Мсье Легри, мы ведь с вами прекрасно понимаем друг друга. Я полагаю, вы хотите удовлетворить свое любопытство… Оба подсудимых решились на признание. Они не испытывают ни угрызений совести, ни чувства вины, особенно дама, Фелисите Дюкрест. Она утверждает, что никоим образом не участвовала в убийствах. На самом деле она была мозгом, а ее племянник и пособник – лишь исполнителем.

– Мишель Форестье ее племянник?

Инспектор Вальми соблаговолил улыбнуться.

– Вы принимаете меня за идиота, мсье Легри? Вы же читали прессу. Между нами говоря, журналисты обнародуют лишь ту информацию, которую мы им предоставляем! – Он посмотрел на часы. – Посвятить вас в подробности до или после обеда, которым вы меня угостите? – спросил он.

– Сначала обед! – встрепенулся Виктор. – Что вы скажете насчет «Фуайо»?

– Бедняжка Пулэ, разве это не ужасно? Посмотрите на него, мадам Пиньо, у него даже не осталось сил поднять ложку, я сама его кормлю! Ах, мерзавцы! Попадись они мне…

– Да, вид у него изможденный. Ему бы сейчас добрый кусок зайчатины под соусом и бокал бордо, это сразу придало бы сил.

– Что вы такое говорите! Доктор Рейно прописал ему куриную лапшу. Если Альфонс перегрузит желудок после голодовки пряной пищей, он может умереть!

– Заметьте, Мишлин, во всем нужно уметь видеть нечто позитивное. Его уволили из армии, назначив неплохую пенсию, и он теперь сможет вам помогать. Да и домовладелец не сможет вас выгнать.

– Ну, это уж на его совести. А пока Альфонс занял мою кровать. У вас есть газета?