– Бред какой-то, – вмешался в разговор Федя. – Я вот за Смурным никогда ничего такого не замечал.

– А ты думаешь, у человека на лбу написано, что у него патологическая обидчивость? – отстаивал свою точку зрения Пешкодралов. – Обычно это скрывают, как маньяки скрывают…

– Ты еще скажи, что Смурной маньяк, – усмехнувшись, перебил его Дирол.

– Вот насчет этого не знаю, – честно признался Пешкодралов. – А поводов у Володи для похищения Мочилова более чем достаточно.

– Он прав, – неожиданно перешел на сторону Пешкодралова Федя. – То есть прав не в том, что у Смурного эта самая обидчивость, а в том, что у него вполне могут быть поводы недолюбливать Глеба Ефимовича. Я сам один раз видел, как Мочила кричал за что-то на Смурного в учительской, ведь характер-то у нашего капитана, сами знаете, не сахарный. Я как раз в это время мимо шел, но как крики услышал, решил посмотреть, что дальше будет, и спрятался за углом. Смурной когда вышел, так на нем лица не было, весь красный, рожа злющая, идет по коридору и бормочет: «Давно тебя пора на свалку отправить, сам ничего не помнит, а на других сваливает». Я тогда еще очень удивился, никогда не видел Володю таким озлобленным, но потом подумал, что ссоры со всеми происходят, и забыл об этом случае.

– Да, вот это уже действительно интересно, – высказал свое мнение об услышанном Андрей. – Значит, завтра же с утра надо проверить Смурного.

– Утра долго ждать… – начал было Дирол, но тут же замолчал, потому что дверь открылась, и в комнату вошел Володя Смурной.

На курсантов его появление подействовало как взрывчатка. Андрей с Антоном от неожиданности вскрикнули, Дирол почему-то отбежал на всякий случай к окну, Федя заискивающе улыбнулся, и только Леха продолжал хранить невозмутимость и спокойствие. Смурной, казалось, ничего не заметил. Он спокойно сделал несколько шагов, остановился посередине комнаты, долго смотрел на близнецов Утконесовых и, наконец, неожиданно весело сказал:

– Надо же, сколько на вас не смотрю, до сих пор не могу научиться разбираться, кто из вас Андрей, а кто Антон. Так кто же из вас кто?

– А мы сами иногда путаемся, – после некоторого замешательства нашелся, что ответить, Андрей.

– Ага, вот как сейчас, например, – добавил Антон.

Близнецы не хотели называть Смурному своих имен, мало ли, что у него на уме. Особенно испугался Андрей, потому что именно он сегодня подрался с Васей Муромцевым из группы Смурного, а потом вместе с ним мыл туалеты в качестве наказания. Может, Смурной разозлился на него за это и теперь хочет отомстить? Что ни говори, а слова Пешкодралова о патологической обидчивости не прошли бесследно, и теперь курсанты просто боялись сказать что-нибудь невпопад. И как будто в подтверждение этих мыслей Владимир Эммануилович неожиданно спросил:

– Тогда вы наверняка знаете, кто из вас сегодня подрался с Муромцевым. Мне об этом Фрол Петрович рассказал.

Андрей похолодел, предчувствуя грядущую беду. «Вот, Садюкин, вот, гад! Вечно он языком треплет. Ну все, теперь я тоже подвергнусь участи Мочилова», – обреченно подумал Андрей и вслух сказал:

– Это я подрался.

Как ни странно, но Смурной не огорчился и не разозлился, наоборот, он хохотнул и спросил:

– Что же ты с ним не поделил? Я бы на твоем месте побоялся нарываться на Муромцева, ведь у него, как говорится, сила есть, а вот насчет ума…

– Да это мы просто решили поразмяться, а Фрол Петрович не так все понял, – заискивающе улыбаясь, проговорил Андрей. – Это он нас, можно сказать, незаслуженно наказал, а мы с Васей очень даже хорошие друзья. Правда.

– Эх, ладно, думаете, я не понимаю. Сам таким же был недавно, и меня тоже наказывали. Особенно часто доставалось от Глеба Ефимовича. – При этих словах курсанты так и замерли в тех позах, в которых в этот момент находились, Андрей бросил восхищенный взгляд на Пешкодралова, а Володя тем временем продолжал: – Вот, помнится, я один раз рыбок в живом уголке накормил чипсами, а они все передохли. Мочилов, когда об этом узнал, заставил меня две недели по общежитию дежурить.

– Неужели? – удивился Ганга.

– Да, так и было, – подтвердил Смурной. – Эх, строгим был Мочилов.

– Почему это был? – мгновенно насторожился Пешкодралов.

– Потому что я уже не курсант, а Глеб Ефимович не мой преподаватель, – пояснил Владимир Эммануилович, но ребят такое объяснение не устроило. Каждый подумал о том, что Леха был прав, подозревая в похищении Мочилова Володю Смурного.

– А вас не удивляет, что сегодня Мочилова целый день не было? – осторожно задал вопрос Федя.

– Нисколько, – покачал головой Смурной и, как показалось курсантам, как-то злобно ухмыльнулся. – Сам виноват. – Тут он посмотрел на часы и неожиданно спохватился: – Ну все, мне пора. А вы, Андрей или Антон, не знаю, кто из вас кто, больше не деритесь с моей группой. Среди курсантов должна быть солидарность, а не вражда, потому что делаем мы одно дело.

Сказав это, Смурной развернулся и вышел.

– И что это было? – с совершенно ошалевшим видом задал всем вопрос Андрей.

– Это был Смурной, – объяснил Ганга.

– Знаю, что Смурной, – замахал на него руками Андрей. – Зачем он приходил-то?

– А ты у него в следующий раз при встрече спроси, – заботливо посоветовал Дирол. – Но, мне кажется, не к добру этот поздний визит.

– Выведывал, знаем ли мы, что Мочилов пропал, – подал голос Пешкодралов, бросаясь к двери.

– Леха, ты куда? – бросился за ним Андрей.

– За ним. Смурной же только что сам признался, что убил Глеба Ефимовича ну или похитил. Вы же сами слышали, как он сказал, что Мочила, мол, сам виноват, а потом посмотрел на часы и заторопился. Это он на встречу с соучастником так заспешил, точно вам говорю. Как хотите, а я за ним.