Шрифт:
— Что?
— Фамилия, имя, отчество, — пояснил воспитатель.
— Путиловы мы, — ответил мальчишка. — Звать Вовкой. Отца как звали — не помню. Вообще родителей не помню. С бабкой я жил. Старенькая она была, померла надысь…
— Путилов Владимир, — бубня себе под нос, вывел в соответствующей графе толстяк. — Отца, значит, не помнишь? — уточнил он.
— Не-а! — мотнул головой Вовка.
— Запишем тебя тогда Владимировичем, чтобы, значит, не заморачиваться. Откуда родом?
— Из Козюкино мы.
— Козюкино, — бубня себе под нос, записал толстяк. — Лет сколько?
— Точно не скажу, дяд… господин старший воспитатель, бабка говорила, что десять или одиннадцать.
— Ладно, запишу тридцать седьмым годом, одиннадцать тебе. А сейчас пойдешь с дежурным, он тебе место покажет, кровать там… Потом зайдешь к кастеляну, он тебе белье выдаст и одежку, а твою рвань пусть сожжет…
— Дяденька, так хорошая же одежка! — запричитал Вовка. — Зачем её жечь?
— Дяденька? — нахмурился толстяк, отвешивая Вовке подзатыльник. — Я тебе что сказал?
— Господин старший наставник-воспитатель! — скороговоркой выпалил Вовка, потирая затылок, а про себя добавил: «Сука! Я тебе еще припомню!»
— То-то! Дежурный!!! — крикнул воспитатель во всю глотку.
В коридоре раздался дробный топот, и через несколько секунд в кабинет ворвался растрепанный паренек лет пятнадцати.
— Звали, старший наставник-воспитатель? — не переводя дух, выпалил дежурный.
— Господин старший наставник-воспитатель, — поправил толстяк парня. — Теперь будете ко мне так обращаться. — Ясно?
— Ясно, господин старший наставник-воспитатель! — вытянулся в струнку дежурный.
— Бери этого шкета, — Боровой ткнул коротким мясистым пальцем в Вовку, — определишь его на постой. Кровать покажешь, кастелянскую… да, и баню организуй — воняет от него…
— Я мылся сегодня… — заикнулся Вовка, но воспитатель даже слушать его не стал:
— Значит, помоешься еще раз! А рвань — в топку! Вонючая… Все уяснили?
— Да, господин старший наставник-воспитатель! — в один голос ответили мальчишки.
— Тогда брысь с глаз моих!
Глава 2
20.04.48
Тысячелетний Рейх.
Рейхскомиссариат «Уральский хребет».
Блок «Сычи».
Закрыв за собой дверь в кабинет воспитателя, мальчишка-дежурный спросил Вовку:
— Тебя как звать, пацан?
— Вовкой кличут, — ответил Путилов, шагая следом за дежурным. — А тебя?
— Серегой, — ответил парень. — Тебе сколько лет, Вовка?
— Одиннадцать, — ответил мальчишка, — хотя я точно не знаю. Это ваш Боров, — Вовка указал на закрытую дверь кабинета, — так написал.
— Ага, господин старший наставник-воспитатель, — копируя голос Борового, произнес, надувшись, Серега, — его среди наших действительно Боровом обзывают. Гад, каких поискать! Руки любит распускать…
— Пусть только попробует! — злобно сверкнул глазами Вовка. — Я ему быстро культяпки укорочу!
— А ты ничего, боевой пацан, хоть и мелкий! — одобрительно фыркнул Сергей. — У нас пацанов твоего возраста нет совсем. Только девчонки. Мальчишки либо совсем желторотые — лет по семь-восемь, либо как я — лет по четырнадцать-пятнадцать. Ничего, приживешься, у нас не так уж и плохо… Борова, главное, сильно не зли, а то ведь забьет до смерти, — поучал Вовку Сергей.
— Слушай, а сбежать отсюда не пробовал?
— А куда бежать? У меня здесь мамка, брательник младшой здеся же…
— Брательник? — переспросил Вовка, вспоминая рассказ сердобольной хозяйки, пригревшей его в Сычах. — А ты, случайно, не теть Веры сын? Она говорила, у неё оба сына в интернате.
— А ты мамку откуда знаешь? — изумленно спросил Серега. — Как она? Когда ты её видел? — Вопросы сыпались на Вовку, словно из рога изобилия.
— Случайно встретились, я сегодня на вашем огороде от полицайского патруля ховался, а она меня увидела. Хорошая у тебя мамка! Накормила, обогрела, в баньку сводила… Я своей мамки-то совсем не помню, — грустно добавил мальчишка. — Сирота я. Так можно отсюда свинтить? А? — вернулся к насущному вопросу Вовка.