Сапожников кивнул, достал из папки шесть фотографий и разложил на столе одну рядом с другой. Тщательным выравниванием он показал, что по природе аккуратист и немножко педант.

— Скажи мне, сынок, кто из этих людей жив, кто умер, — попросил генерал.

Антон протянул руку и долго водил ею над рядом фотографий.

— Четверых уже нет. Двое — живы. Вот этот и этот.

— И еще вот этот. — Человек в гражданском показал на третью фотографию.

Антон снова протянул руку, поводил и категорично сказал:

— Вы ошибаетесь. Он умер.

Алексей Юрьевич тоже выставил руку, сверил свои ощущения со словами Антона.

— Проверьте, Валентин Иванович! — потребовал генерал.

Человек в гражданском вытащил телефон, позвонил, представился, что-то услышал, прекратил разговор и посмотрел на генерала Славина.

— Что?.. — спросил тот.

— Полковник Саламатин умер сегодня в пять утра от инсульта.

— Что и требовалось доказать! — сделал вывод генерал и повернулся к полковнику. — Вы видели? Теперь у вас отпадают сомнения относительно возможностей этого молодого человека? Надеюсь, официальные обвинения ему еще не предъявили? А то бумаги долго оформлять, а нас, признаюсь, время сильно поджимает.

— Нет, товарищ генерал. Официально даже задержание еще не оформляли. По крайней мере, мне на подпись бумаги еще не приносили. — Полковник посмотрел на капитана Лавренева.

Тот ответил:

— Не успели еще. Собирались после первичного допроса.

— Вот и отлично. Тогда мы сейчас же его и забираем у вас.

Антон с улыбкой посмотрел на растерянного Лавренева. Он, конечно, вспомнил слова капитана относительно не тех времен, но напоминать про них не стал. Это походило бы на злорадство, очень даже нехорошее человеческое качество. Антон не любил его в других людях и в себе не взращивал.

— Товарищ капитан! — обратился он к Лавреневу. — Вы расскажите, пожалуйста, товарищу полковнику, как мы у меня дома пообщались со старшим лейтенантом Копыловым. Это вполне подойдет вместо проверки.

— С Копыловым? — переспросил полковник. — При чем здесь Копылов?

— Я ему сказал, что его сегодня арестуют за вчерашнюю взятку.

— Не арестуют, а задержат, — хмуро поправил полковник.

— Какая разница! Мы только сюда подъехали, и ему на крыльце сразу наручники нацепили.

— Факт взятки еще требуется доказать. — Полковник явно не хотел признавать вины своего подчиненного.

— Там уже все доказано. Деньги были помечены. Найдены во время обыска у Копылова дома. В его служебной куртке. Он сейчас дает признательные показания, — проговорил Денисов.

— Я ему нос откушу, — пригрозил полковник.

Непонятно было, откусит он нос старшему лейтенанту за взятку или за признательные показания. Антон решил, что за второе.

— Отличная работа по прямому контакту, — сказал майор Сапожников, но не всем, а конкретно генералу.

Тот только сдержанно кивнул в ответ.

Больше всего в этой яме пленника угнетала темнота. Она крепко давила и на психику.

Темнота редко бывает полной. Всегда есть какой-нибудь источник света, даже отдаленный. Единственная звезда, горящая в небе, способна разбавить мрак и утешить человеческий глаз. Здесь же не было ничего. Поэтому темнота действовала так гнетуще.

Конечно, рядовой Николаев пережил много всякого и разного. Сначала бой с бандитами, где был легко ранен командир взвода, потом полное уничтожение банды и сопутствующая этому эйфория. Вслед за этим стремительный рейд в село и такое нелепое пленение.

После всего этого у Алексея накопилась естественная усталость, которая в обычной обстановке сразу заставила бы его заснуть. Ведь утомление лучше всего лечится именно сном. Но физическая усталость и нервное напряжение — вещи, которые тесно совмещаются. При этом они одно другому противодействуют и не дают уснуть.

Самое неприятное, что в темноте теряется ощущение времени. Полностью! В обычной обстановке рядовой Николаев без проблем мог с точностью до десяти минут сказать, который час. Даже очнувшись ночью, он знал, сколько осталось спать. Но сейчас пленник вообще потерял счет времени.

Он знал, что в подвал его закрыли около двенадцати ночи. Может быть, чуть раньше, сразу после одиннадцати. Бандиты слишком долго возили вокруг села, чтобы сбить с толку. В какой-то степени они своего добились. Поэтому в подсчете времени он мог и ошибиться.

А потом, уже в подвале, Алексей никак не мог уснуть, хотя думал, что отключится сразу, как только прикоснется плечом к лежанке. Он ворочался в невнятной полудреме.

Ему никогда еще не доводилось находиться в полной темноте. Только здесь и сейчас, в этой обстановке Алексей начал понимать, как видят жизнь слепые. Ему стало страшно.