Шрифт:
Почему он не женат?
Когда-нибудь он расскажет ей и положит этому конец. Сегодня ему помешала лишь дурацкая гордость. Он не хотел, чтобы она думала о нем плохо.
Он никогда не позволял себе так сблизиться с кем-либо, приходя в ужас при мысли, что превратится в такое же чудовище, как тот, с кем он вырос. Когда Дариусу исполнилось шесть лет, священник сказал ему, что это фамильное проклятие. «Твой дед был деспотом и твой отец… Так уж случилось. Мужчины Торнов дьявольски красивы, но славятся своим необузданным нравом и быстры на расправу». Мужчины Торнов… Уже в шесть лет он впитал худшее из названного.
Он был Торном и мужчиной.
Это должно означать, что он вырастет и станет таким же жестоким, как его отец.
Поэтому он от всего такого отказался. Вся его энергия была направлена на поиск жизни, непохожей на жизнь отца. Он окунулся в книги и избегал общества женщин из страха, что, влюбившись, потеряет разум.
Из всех женщин мира, возможно, только Елена поймет и отнесется с уважением к его желанию не причинять страданий.
Или увидит в этом подтверждение тому, что все мужчины внутри коварны и необузданны.
В данный момент он чувствовал себя чрезвычайно коварным. Каждое нервное окончание трепетало и полнилось возбуждением. А в том, как в присутствии Елены тяжелела его плоть и росли требования его тела, не было ничего, достойного настоящего рыцаря. Разум изменил ему, и Дариус, сев за письменный стол, взглянул правде в глаза.
Он быстро проигрывал битву за то, чтобы держаться от Елены на расстоянии вытянутой руки.
Проклятие. Он поклялся оберегать ее, но никогда не думал, что придется оберегать ее от самого себя.
Глава 8
На следующее утро, сидя в библиотеке, Дариус писал письмо Эйшу, сообщая о своем открытии, что среди шотландских торговцев драгоценными камнями отсутствует главный, и не обращал внимания на обычный шум в доме, пока ему не показалось, что тон спора, долетавшего до него из кухни, изменился.
Он отвлекся от письма и, склонив голову набок, прислушался к необычным горестным оттенкам обычно беззлобной перепалки. Со вздохом встав из-за стола, он отправился в заднюю часть дома, а услышав крик, сопровождаемый громким стуком металла о пол и звоном бьющегося фарфора, ускорил шаги.
Распахнув дверь, Дариус застыл при виде открывшейся ему картины. Хеймиш лежал на каменном полу рядом с перевернутым рабочим столом. Елена в слезах стояла над ним, подняв чугунную сковороду с длинной ручкой, словно собиралась нанести еще один удар. А миссис Макфедден с вытаращенными от удивления глазами стояла, не шевелясь и прикрывая рот фартуком.
Потом Елена выронила сковороду, и от резкого звука удара металла о каменный пол Хеймиш застонал и сел.
— Я… очень виновата, — прошептала Елена.
— Что случилось? — спросил Дариус.
— Я… Я… — У миссис Макфедден был такой жалкий вид, какого он никогда ни у кого не видел.
— Она с гусиное яйцо, но жить буду, — сообщил Хеймиш, ощупав череп.
— Что случилось? — повторил Дариус.
В конце концов заговорил Хеймиш:
— Я узнал настоящее имя вашей экономки и… получил за это.
— Правда? — Дариус старался не улыбаться.
— В этом-то и дело. — Хеймиш прочесал руками волосы и застонал. — Она не Мэри.
Миссис Макфедден кивнула, но щеки, покрывшиеся ярко-красными пятнами, выдали ее смущение.
— Вряд ли Маргарита… подходящее имя для шотландки, сэр. Мать услышала его от испанской цыганки, и оно почему-то ей понравилось. Признаюсь, я всегда немного расстраивалась из-за него и, возможно, излишне громко закричала. Не сомневаюсь, мадам решила прийти мне на выручку…
— Излишне громко закричали? — фыркнул Хеймиш. — Вы набросились на меня как мегера!
— Вы насмехались надо мной, бесчувственный невежа! — Миссис Макфедден угрожающе сложила руки.
— Ну хватит! — Дариус шагнул вперед, чтобы помочь Хеймишу подняться на ноги. — Вставайте с пола и приложите к голове холодную тряпку.
— Простите меня, мистер Макквин! — попросила Елена, отчаянно дрожащими руками протягивая ему холодную мокрую тряпку. — Не могу поверить… Я на самом деле очень виновата, сэр!
Забрав у нее тряпку, экономка проворно сложила ее и подошла к Хеймишу.
— Не извиняйтесь перед грубияном, мадам. Это его собственная вина — и моя. Мне следовало помнить о своем характере. Теперь я держу себя в руках. Почему бы вам не выпить по бокалу хереса в библиотеке, а я немного погодя принесу пирожков.