— Мадам Анна, отказать вам невозможно. Я постараюсь быть с женой.

Анна обернулась к Ращинскому, глянула, как позвала:

— А вы?

Даже старик Мезенцев заметил настойчивое внимание мадам Морель к первому заместителю и, не сдержавшись, хмыкнул: вот что значит молодые. Ему бы, Мезенцеву, лет тридцать сбросить — мадам бы сегодня, куда б ей деться, контракт подписала!

Анна распрощалась. Пока она шла к двери, провожаемая губернатором, Ращинский бросил быстрый взгляд на фигуру: ничего себе штучка, эта француженка. Жаль, юбка длинная. Но шанс рассмотреть ножки мадам он ни за что не упустит!

Хорошо, что Серж остался в администрации. Не хотелось, чтобы кто-то видел ее лицо, когда она садилась в машину. Анна никак не могла унять волнения, охватившего ее. Забылись все уроки мсье Ли. Впрочем, успокоила она себя, все пока по правилам, старый тибетец учил выдержке в присутствии недруга — с этим она справилась. И, похоже, неплохо. Хотя, если честно, не требовалось больших стараний, чтобы завлечь Ращинского. Был он котом мартовским всегда: стоит кошечке хвостом вильнуть — и уже в боевой готовности! Не изменился за прошедшие годы ничуть. Интересно, знает Минеев, что жена его, Клавдия, была любовницей Коленьки?

Анна глубоко вздохнула. Напряжение потихоньку спадало.

Там, в Париже, ей казалось: ничто не дрогнет в душе, когда она приступит к выполнению задуманного. Слишком много страшного произошло с ней, слишком велика была потеря — Стася не должна была умереть такой молодой! Знание того, что люди, исковеркавшие ее жизнь, не только безнаказанны, но и живут припеваючи, было мучительным. Но теперь ее сковывали страх и неуверенность. «Я просто слабая женщина, — с горечью сказала себе Анна. — Но непременно доведу дело до конца. Непременно!»

В гостиничном номере она пробыла недолго. Переобулась в туфли на низком каблуке, выкурила сигарету. Когда закрывала дверь на ключ, услышала перезвон напольных часов: ого, уже двенадцать!

Радио в машине передавало местные новости. Анна прислушалась: диктор сообщил, что в областном управлении внутренних дел только что началась пресс-конференция. Журналистов проинформируют о ходе следствия по поводу убийства Андрея Шерсткова.

Аристова наверняка там. Хорошо бы с ней встретиться. Но когда?

В центральном универмаге Анна обнаружила специальный отдел, где продавались не только различные консервы для кошек и собак, но и забавные игрушки для четвероногих, ошейники против блох, шампуни. Она побросала в пакет покупки. Теперь можно ехать домой. Через час Люсьен должна быть в гостиничном номере.

Хотя на Демоне был жесткий ошейник и намордник, редко кто из прохожих проходил мимо, пугливо не сторонясь. Одинцову казалось, что с тех пор, как он с собакой вышел из дома, за ним следят. Он несколько раз намеренно останавливался у киосков с газетами, чтобы незаметно оглядеться: вроде подозрительных нет. И тем не менее всю дорогу не мог избавиться от ощущения, что кто-то пристально наблюдает за ним.

Парня с сотовым телефоном он заметил, когда выходил из пункта междугородних переговоров. Тот с отрешенным видом сидел на скамейке, подставив лицо солнцу. Заметив Одинцова, разом напрягся и полез в карман за трубкой. Встретив взгляд Александра, звонить не стал. Но когда тот, пройдя неспешным шагом за угол, обернулся, паренек в черной обтягивающей майке уже кому-то названивал.

Случайность? Да нет, вряд ли. Паренька в черном он заметил еще дважды: тот не расставался с телефонной трубкой.

Одинцов перебирал в памяти только что состоявшийся разговор с Вадимом. Брат Маши уже знал о гибели сестры. Вадик спросил, сможет ли Одинцов, возвращаясь в Москву, заехать к нему на пару дней: надо, мол, обсудить, что делать с Машкиной посылкой. Она прислала на имя брата заказное ценное письмо. Писала, как высчитал Вадим по штемпелю, за день до того, как ее убили.

«Так странно, — голос его дрогнул, — Машки нет на свете, а я вчера получил от нее послание.

Сначала даже испугался. А потом дошло до меня, что письмо это с месяц, даже больше, провалялось на почте. Хорошо, что не пропало до моего приезда».

— Так что в письме? — нетерпеливо спросил Одинцов.

— Да ерунда какая-то. Девять кадров на фотопленке. Какой-то мужик там в непотребном виде. И коротенькая записка. Машка написала, что друг ее, этот Шерстков, попросил негативы хорошенько спрятать. Но она боится держать их в доме, потому что Шерсткова убили. Она думает, что убили его из-за этих негативов. Так может быть, Саша?

— Кто его знает. Надо посмотреть, что там на пленке.

Одинцов замолчал.

— Саш, ты где? — услышал он тревожный голос Вадима. — Так ты заедешь к нам?