Возможно, ни одна команда не выражает дух тривии Стивенс-Пойнта лучше, чем «Берноуты с Франклин-стрит». Во всяком случае они представляют собой гигантскую черепаху-долгожителя этого конкурса. «Думаю, что мы самая долго существующая и стабильная команда на соревновании. Мы ни с кем никогда не объединялись и никогда не разделялись», — говорит капитан «Берноутов» Майк Вайза. Это их 31-й фестиваль. Их команда старше меня.

Майк — спокойный и веселый семьянин где-то под 40. Если вы ожидаете привычно консервативного внешнего вида от программиста и городского олдермена, то в нем вас удивит длиннющий «конский хвост» из вьющихся волос, яркая «вареная» футболка и любовь к скабрезным шуточкам. Он и его жена Крис позвали нас с Эрлом в комнату на втором этаже их высокого старого дома, расположенного, само собой, на Франклин-стрит. Штаб-квартира их команды примечательна двумя вещами. Первая — потолок двускатной крыши, доверху заклеенный десятками пожелтевших газет. Вторая, которая поражает еще больше, — две дюжины людей, заполнивших каждый уголок и каждую трещинку этой маленькой комнатушки. Небольшая группа представителей старшего поколения собралась внизу за кухонным столом, чтобы за беседой готовить еду для верхней оравы. Мне предстоит узнать, что это стандартный вариант для многих команд — трехдневный уик-энд тривии выполняет объединяющую роль для больших семей, члены которых слетаются отовсюду только на такую приманку. «Многих из этих людей мы видим только здесь и только раз в году», — объясняет Крис Вайза.

Дом принадлежит тете и дяде Майка по фамилии Груликовски. «Еще семьдесят два часа!» — уточняет Майк. Оказывается, дом выставили на продажу, и Вайза решили купить многолетнюю штаб-квартиру своей команды. Сделка должна завершиться в понедельник.

«Ну, вы, конечно, не для того покупаете дом, чтобы раз в год играть здесь в тривию, не так ли?» — пытаюсь пошутить я.

«Вообще-то именно для этого», — признаётся Майк. Мое недоумение говорит само за себя. Я здесь чужак, посланец странного внешнего мира, где люди не покупают дома для того, чтобы раз в год поиграть в них в вопросы, которые задают по радио. «Ты должен понять. „Берноуты с Франклин-стрит“ играют в этом доме на протяжении 31 года. Что нам еще остается делать? Переезжать на Дубовую улицу? Это невозможно!»

Старшим Берноутам где-то в районе 60 лет. Дочь Майка и Крис, Мэдисон — одна из самых юных участниц. Пока ей не исполнилось пяти, на время «тривиального» уик-энда ее каждый год отправляли к бабушке в Грин-Бэй. Но однажды она настояла, чтобы ей тоже дали принять участие в игре. Она прекрасно помнит первый вопрос, на который смогла дать правильный ответ, — имя бородавочника из диснеевского мультфильма «Король Лев» [205] . Джим Олива рассказывал мне, что специально адресует вопросы разным поколениям игроков. Вопросы по современным мультфильмам притягивают внимание детей, а ностальгические вопросы из эпохи радиотривии — их дедушек и бабушек.

В основном команда чувствует себя расслабленно и просто весело проводит время. Однако новый вопрос тривии каждые семь минут вызывает всплеск активности. Вопрос о том, какую школу окончил Фред Сэнфорд [206] , заставляет игроков лихорадочно просматривать в интернете различные программы телепередач, в которых могла бы проскочить эта информация. Вопрос о том, какая фраза была напечатана на задней стороне бейсболки Анники Соренстам [207] , мгновенно материализует посреди комнаты кипу журналов Sports Illustrated и увеличительное стекло. (Соседняя комната вообще представляет собой настоящий склад журналов. «У нас есть все телегиды начиная с 1974 года», — гордо говорит Крис.) Вопрос о производителе гигантских тыкв, чья статуя установлена в канадском городе Виндзор, заставляет сделать международный телефонный звонок.

«Мы уже все Соединенные Штаты обзвонили в поисках ответов, — говорит Крис. — Майк однажды дозвонился в прямой эфир какого-то радио. А что было делать? Где найти работающего человека посреди ночи? Вот и пришлось пробиваться к диджею».

Энергетика в комнате заразительна. Забыв себя, мы с Эрлом уже перегибаемся через головы Берноутов, пока они, стараясь обогнать время, роются в справочниках и в сети. Мы, конечно, не можем похвастаться подборкой телегидов с 1974 года, но зато мы оба программисты, профессиональные «ботаники». По меньшей мере мы можем предложить свои навыки по поиску в интернете.

Майк кажется самым расслабленным из всех Берноутов, но в его серьезном отношении к происходящему нельзя усомниться ни на секунду. Он едет на радиостанцию, чтобы передать ответы на набор аудиовопросов, когда диджей спрашивает, под какую песню однажды танцевали Кэти Мороски и Фрэнки Маквей. Интернет быстро выдает нам информацию — так звали персонажей Барбары Стрейзанд и Джеймса Вудса в фильме «Встреча двух сердец». Но больше ничего найти не удается. Неожиданно звонит телефон. Это Майк из машины. «Я помню этот эпизод. Там играла песня The Sunny Side of the Street». Этот вопрос приносит нашей команде 258 очков, из всех остальных команд его берут только шесть, что позволяет Берноутам подняться на 15-е место. «Вот такой у меня муж», — сияя, говорит Крис.

Майк не менее полезен и во время разборок вокруг некорректных вопросов. История с Робертом Редфордом и канализацией — не единственный случай, когда Джим Олива оказывался не прав, и игроки не дают ему забыть об этом. Еще не затянулись раны после нашумевшего инцидента 1997 года «Хэмилтон против Хоровитц». Тогда Джим попросил назвать фамилию Шер, героини Алисии Сильверстоун в фильме «Бестолковые». Дело в том, что в листе проверки посещаемости она значилась как Шер Хоровитц, но в дневнике была указана фамилия ее биологического отца — Мэла Хэмилтона. С истинно озовской непогрешимостью Джим утверждал, что правильным ответом является фамилия Хэмилтон, тогда как команды яростно с ним спорили, и громче всех возмущался Майк Вайза.

«Джим продолжал утверждать, что дневник — это официальный документ. Ну, а я прислал ему в ответ письмо, где в поле „Кому“ значилась фамилия Ерундень. И он это письмо получил», — гордо заявляет Майк.

Вечер истекает быстро, вопрос за вопросом. Я очень удивлен, когда часы показывают 11. Я здесь уже около четырех часов. Но вообще-то во время конкурса вопрос «Который час?» никого не интересует. Мы угодили в дыру во времени, воображаемую сферу Шварцшильда [208] , из пределов которой никакой вид излучения не может дойти до наблюдателя. Разница лишь в наличии снующих вокруг детей, ожидающих очередной порции начос. «Ты ощущаешь ход времени, когда заходит солнце, и в начале каждого часа. Только и всего», — говорит Майк.