— Что ты говоришь, Пьяри? — сказал я дрожащим голосом. — Я не проживу без тебя, неужели ты и впрямь хочешь меня покинуть?

— Ну как же я смогу тебя бросить? — рассмеялась Пьяри. — И ты будешь при мне.

Я остолбенел.

— Правда? — Я схватил ее за плечо. — Кто дал тебе эти деньги?

— Рустамхан, — ответила Пьяри, задумчиво глядя в сторону. Я уже не существовал для нее. — Тебе бы только мечтать о дворцах, ну и мечтай! Ты никогда не станешь владельцем крепости. Но я сама выбрала тебя своим мужем. И пусть я не смогу привести тебя во дворец, зато дам тебе власть. Я заплачу за это дорогой ценой, но тебе не придется больше бояться полицейских. Нам не придется подбирать жалкие объедки после свадеб и похорон. Я буду жить у Рустамхана, ты останешься при мне. Это он дал мне столько денег. Я так понравилась ему, что он называет меня на «вы». Он хочет упрятать тебя в тюрьму, но я не позволю ему! Сколько я уговаривала тебя: уйдем отсюда, уйдем! Но ты не соглашался. А теперь ничего нельзя поделать. Теперь я хоть поживу спокойно, да и тебе неплохо будет. Рамкали, жена торговца украшениями, была любовницей Рустамхана. Но она ему надоела, и он ее бросил.

Пьяри просто размышляла вслух. Она не спрашивала моего мнения или моего совета, она просто рисовала мне картину будущего.

— Я заставлю его избить тех тхакуров, которые обманывали меня при расчете. Я подожгу дом брахмана Нироти. Негодяй посмел обозвать меня шлюхой! Обещал мне целый кусок гура [25] , а как добился своего, все позабыл да еще оскорбил. Но теперь настанет моя власть, я им всем покажу! Рустамхан — приближенный самого Икбаля Бахадура, начальника всего района. Управляющий Пескар не дает мне проходу, пристает со своей любовью. Но все говорят, что, как только я приду к Рустамхану, я и его приберу к рукам. Вот увидишь, дай только срок. — Последние слова Пьяри сказала, повернувшись ко мне.

— Пьяри! Что ты говоришь!

— Тебе не нравится? О, еще бы! — В голосе Пьяри чувствовалось раздражение. — Ты же хочешь, чтобы мной и дальше все помыкали.

— Но ведь ты не продажная женщина!

— Нет. Кто посмеет сказать это?

— Но то, что ты собираешься делать…

— Значит, ты не хочешь видеть меня счастливой?

— А по-твоему, это счастье?

— Если я буду жить у него, никто не посмеет безо всякого повода избивать натов и бросать их в тюрьму. Мне-то он не откажет! Так что я думаю не только о себе.

— Ты уже все решила?

— Решила? А ты на что здесь сидишь?

— Неужели мне придется решать?

— Дурак! — отрезала Пьяри.

— Хорошо, уходи! Я тоже ухожу.

— Бросаешь меня?

— Да.

— Бросаешь свою жену и бежишь!

— Но ведь и ты уходишь?

— Ради тебя.

— Иди, иди, добродетельная богиня. Не нуждаюсь я в твоих милостях.

— Ах, вот как! — повысила голос Пьяри. — У меня, наверно, появилась соперница!

Я молчал.

— Теперь я все понимаю.

— Ничего ты не понимаешь.

— Хочешь от меня отделаться и обрадовался, что можно всю вину свалить на меня.

— Я перережу тебе глотку прежде, чем уйду, знаешь ли ты это?

— На, режь! Но Рустамхан наденет наручники на всех твоих даже умерших родственников, а тебя повесит. Можно уйти от бога, но от полиции еще никто не спасался. А Рустамхан был со мной нежен.

— Еще бы, ты пленила его своей несравненной красотой!

— Уж какая есть.

Я промолчал.

— Но ведь он чужой мне, — с волнением вновь заговорила Пьяри. — А ты мой муж. Если ты уйдешь, кто защитит меня?

Пьяри прижалась ко мне и заплакала, а я стоял истуканом и не знал, что делать. Пьяри была мне очень дорога. Жизнь без нее была бы мне не в жизнь. Я обнял ее и сказал:

— Не могу я покинуть тебя, Пьяри, не могу! Ты помогла мне, когда я остался совсем один. Разве могу я жить без тебя? Я готов терпеть унижения и побои, готов стать твоим покорным псом, только бы ты была со мной.

Пьяри еще крепче прижалась ко мне.

— Я знаю, — зашептала она, — молодость быстро пройдет. И Рустамхан прогонит меня. Тогда у меня останешься только ты один. У меня больше никого нет!

Стало совсем темно. Со свистом налетел ветер, и вместе с ним доносился к нам опьяняющий аромат ночного леса. За дверью хижины Бхура тихонько выла на выплывающий из-за горизонта месяц. Вдали молчаливо возвышались горы. Волнение в моей душе улеглось. Пьяри раздевалась, готовясь ко сну. Мигающие вспышки свечи золотили ее нежную кожу. Я встал и задул свечу.

— Наступило утро, — продолжал Сукхрам свой рассказ. — В ту ночь Пьяри почти не спала, она забывалась ненадолго, потом начинала что-то бормотать сквозь сон. Я прислушивался к ее шепоту, она повторяла: «Неужели ты уйдешь? Не покидай меня!»

Я успокаивал и прижимал ее к своей груди. В эту минуту я, наверно, походил на наседку, заботливо накрывающую крыльями своих цыплят. «Не уйду, не уйду, — нежно шептал я. — Я не покину тебя».

Волнение ее понемногу улеглось. Под утро стало совсем холодно. Я задремал, но почувствовал, что она вся дрожит. Я заглянул ей в лицо, ее губы нервно вздрагивали. Я прикрыл их рукой, чтобы унять дрожь, и она опять успокоилась.

Красота Пьяри всегда была предметом моего поклонения. Злился ли я на нее или даже ненавидел, но как только она появлялась возле меня, я лишался собственной воли, я мог часами любоваться ее стройным, гибким телом. Пьяри заливалась радостным смехом; она хорошо знала силу своей красоты. В те дни я был молод, полон сил и желаний. Я искал близости только с Пьяри, она одна могла утолить мое желание. Но в ту ночь, когда она лежала в моих объятиях, на меня нахлынуло новое чувство. Раньше, обнимая Пьяри, я видел в ней только женщину, а в ту ночь я впервые понял, что Пьяри не только женщина. В ту ночь ее высокая грудь, тонкая талия и крутые бедра не сводили меня с ума. Мне стало ясно, что красота женщины не ограничивается только этим. Женщина может внушить чувство благоговения, как богиня.