Смерть появилась за их спиной, растопырив коротенькие крылья с подвешенными под ними ракетами «воздух — земля». Это был еще один «КА-50». Пятнистая боевая машина, стуча мощным двигателем, нагоняла беглецов. Крутнулись по обеим сторонам от фонаря шестиствольные пулеметы, и струи свинца низверглись с безмятежно-голубых небес.

«Метиса» в мгновение изорвало в клочья. Следующие очереди пригвоздили к снежному савану «священника». Андрей и Лина пытались отстреливаться, но успели выпустить лишь по несколько очередей. Вскрикнула Лина — очередь прошлась поперек ее тела. Упал и забился в конвульсиях умирающий Андрей. Подстегнутый ужасом Владимир, со стоном выдыхая воздух из распаленных легких, успел добежать до вершины. Сделав последние шаги, он упал и посмотрел на ту сторону остроконечного, обросшего мхом камня.

Раскрыв огромную пасть, пропасть ждала свою жертву. Ледяной ветер рвался снизу, из глубины, которую отказывался воспринимать взгляд. Дно пропасти покрывали стайки деревьев, которые отсюда, с вершины, казались кусочками плюша. Ожидая очереди в спину, Владимир закрыл глаза. Он лежал секунду, другую. Тарахтел двигателями вертолет, а пулеметы почему-то молчали. Судорожно перевернувшись на спину, Владимир увидел его прямо перед собой, чуть ниже над склоном. Они были на одном уровне, и пятнистая стрекоза походила на огромный военный грузовик, который сейчас наедет на беззащитного человечка и раздавит в лепешку.

Летчик за стеклом помахал Владимиру рукой, и он, вскочив, замахал руками, заколотил себя в грудь, захлебываясь от крика:

— Я свой, свой! Не стреляйте!

Летчик поднял руку и жестом патриция, решающего участь гладиатора, показал большим пальцем вниз.

Владимир сделал шаг к вертолету, и тотчас снег у его ног вздыбился от града пуль. Летчик снова ткнул пальцем вниз, и следующая очередь почти коснулась его ступней. Владимир отшатнулся назад. Теперь он стоял на самом краю пропасти. Летчик, не отпуская пальца, покачал пулеметами.

— Туда?! В пропасть?! — закричал Владимир. — За что?! Я же свой!

Вертолет качнулся, и пули запрыгали по склону. Цепочка от них по дуге приближалась к человеку, стоящему над бездной.

Когда разрывы приблизились к нему, Владимир посмотрел вниз. В одурманенной голове заметались обрывки идиотских мыслей — сколько он будет падать? Двадцать секунд? Минуту? А может, этот ледяной воздушный поток, возносящийся из пропасти в небо, вышвырнет его обратно? Ведь как же так — вот он, живой, чувствующий, скоро будет грудой изломанных костей валяться на камнях! Нет, так не бывает, не может быть!

Он перегнулся еще дальше за край и на секунду вынырнул из предсмертного кошмара. Вот он, крохотный шанс! Если ты есть, Господи, в которого он не верил — помоги!

Рядом с ним от попадания вдребезги разлетелся гранитный обломок. Владимир стиснул зубы и, сдерживая крик, прыгнул в пропасть.

Пулеметная очередь ударила в пустоту. Вертолет помедлил, удовлетворенно кивнул пятнистой мордой и, круто свернув, удалился.

Этот военизированный поход организовал новый командир батареи обеспечения поисковых работ капитан Смолин. Бывший командир батареи майор Гнатюк — алкаш с вечно мутными глазами и идиотской привычкой, напившись, поднимать батарею среди ночи, — уволился в запас. Жизнь в БОПР сразу переменилась к лучшему. Капитан, разрядник по штанге и кандидат в мастера по самбо, веселый мужик, вместо нудных размахиваний руками-ногами во время утренней зарядки ввел рукопашный бой. Стрельбище, которое солдаты видели за все время службы один раз — после принятия присяги им выдавали символические три патрона — стало местом постоянных тренировок. А когда наступило камчатское лето, то, с разрешения командования части, БОПР собралась в военизированный поход на вершину скалы, подпирающей небеса в десяти километрах от Калчей. Как настоящие бойцы — с «Калашниковыми», подсумками, скатками, — они переправились на баркасе местного рыбхоза на другой берег реки Камчатка и по накатанной дороге запылили к широкому устью поросшего деревьями ущелья. Через два часа после этого недотепа Романов оторвал каблук у сапога. Водопад, зернистый снег ледника — они прошли этот путь до вершины. Но солдаты идут в поход, чтобы делать дело. А дело это заключалось в том, что у кромки лесного массива капитан Смолин приказал вырубить крепкое молодое деревце. Его ствол длиной метра три тащили по очереди до вершины и там, привязав к нему оранжевое полотнище — кусок парашютного шелка, установили на краю пропасти как знамя победы над скалой. Знамя простояло почти все лето. Его хорошо было видно из расположения части в бинокль. Потом его не стало — шальные ветры, наигравшись с полотнищем, сбросили древко в пропасть. Оно не исчезло в бездне. Пролетев два метра, знамя застряло между двумя уступами и осталось так, хлопая шелком на ветру. Шли годы, но дерево не сгнило. Ледяной ветер не давал поселиться в нем ни жукам древоточцам, ни гнилостным бактериям, ни грибкам. Древесина высохла и стала тверже камня.

Обхватив ствол мертвой хваткой, Владимир всем телом прижимался к своему спасителю. Он помнил, как в падении сумел зацепиться за ствол, но как забрался верхом на него, как смог выдержать боль в разодранных до мяса ладонях — это память не сохранила. Он висел над плюшевым лесом в чудовищной глубине и не мог открыть глаза.

Ощущение собственного тела стало возвращаться к нему постепенно. Сначала его затрясло крупной нервной дрожью, и он усилием отогнал эту дрожь, боясь, что соскользнет в пропасть. А потом дрожь возобновилась снова уже от холода. От снегов внизу несло таким ледяным дыханием, что враз закоченели руки, и Владимир понял: еще немного, и немеющие пальцы разожмутся сами собой. Он осторожно пошевелился и, сознавая, что иного выхода нет, стал осторожно ползти по стволу. Через несколько минут он головой уперся в шершавую поверхность гранита.

Владимир поднял голову. Край пропасти был, казалось, совсем рядом — протяни руку, и можно ухватиться за иззубренный камень. Чтобы сделать это, надо было встать на дерево. Но как оторвать немеющие пальцы от ствола?!

Вскоре начали замерзать ноги. Понимая — еще чуть-чуть, и он не сможет сделать ни движения, Владимир решился. Он оперся руками о скалу и, цепляясь за каждую шероховатость, медленно выпрямился. Теперь он стоял, растопырив руки, как мученик на кресте. Еще несколько движений, и пальцы его коснулись края камня над пропастью.

Чего он больше всего не любил на физзанятиях в армии, так это подтягиваний на перекладине.

— Ну что ты болтаешься, как колбаса в коптильне? — говорил ему капитан Смолин. — Соберись, разозлись, в конце концов. Представь, что под тобой… ну, разложили костер, что ли. И если не сделаешь упражнение — сгоришь. Приказываю — подтянуться!

Костер не костер, а десять раз к концу службы Владимир подтягивался свободно. Спасибо тебе, капитан!

Он мертвой хваткой уцепился за камень и, подтянувшись, со стоном перевалился на склон горы.