— Ты еще красный или уже вышел?

— Красный, а как же. Только наши тоже уже все под землей.

— А ты, значит, здесь. На передовой, с народом. Как там у вас: это есть наш последний…

— Последний, — кивнул Алексей Кстати последний день здесь гуляем. Завтра они эвакуируются.

— Тогда сейчас еще пойдем играть.

— Разбогател, что ли?

— Тетя из Америки приехала.

— Я так и подумал.

Заведение располагалось на тридцатом этаже. «Завтра они уедут, — подумал Тим, — а послезавтра сюда переселится кто-нибудь… может, даже наши диспетчера. Тогда и пойдем в отрыв, наверняка эти все не увезут… а можно даже вывеску не снимать: «Пироман» — звучит подходяще».

На панно, раскинувшемся по всем трем стенам зала, резвились толстощекие саламандры, многоглавые драконы с пышными сигарами в зубах, веселенькие неоновые язычки пламени…

Варанчик в бутылке увял и свернулся клубком на дне.

— Иди, покупай.

— Наглец. А твое повышение?

— Ладно, не жмись.

— Тогда я не буду пить за твое повышение. Из принципа.

— Ну и черт с ним. Не в этом счастье.

— А в чем счастье, Тим?

— Нет счастья, Лешка. Пойдем хоть истину поищем.

— Привет, Тим, — кивнул бармен.

— Привет, коль не шутишь.

— Ты знаком с Николаем?

— Еще бы. Это мой лучший друг. Я ему одолжил свою жену под огромные проценты.

— Тим, слушай, друг, будь мужиком. Умей проигрывать, — поморщился Николай.

— Я еще не играл. Вот щас напьюсь и пойду. Играть.

— Сам подумай, она — баба, страшно ей здесь, а ты же уходить вниз не хочешь.

— А вот этой куколке, что с тобой пришла, не страшно?

— Меня Оксана зовут.

— Очень приятно. Меня — Тимофей.

— Я поняла.

— А что это вы мне улыбаетесь? Вы Николаше улыбайтесь. Он — крутой, он всех женщин, которым страшно, отправляет под землю.

— Я работаю наверху.

— Охотно верю. Оксана, спасите меня.

— От чего?

— Не знаю… да что вы улыбаетесь всё?

— Вы очень быстро пьете.

— Так и задумано.

— Мне придется вас провожать.

— Меня?!

— Вас.

— Хм… до дома?

— Видимо, да.

— Согласен.

— Тим, не выпендривайся, будь мужиком, умей проигрывать.

— Тим, да прости ты ее, тебе сразу станет легче, — вмешался Лешка.

— А пошли вы все. Я ее никогда не любил, ясно? Любить и ненавидеть можно только того, кого понимаешь.

— Ты никогда ее не понимал.

— Никогда. А сейчас не понимаю совсем. Вот! Оксана, рассудите нас. Как женщина. — Тим начал стягивать рубашку, путаясь в рукавах и обрывая пуговицы, — вот, смотрите, это — я. Вот, пощупайте, да нет, вы не стесняйтесь, ничего личного.

— Ну, началось, — пробормотал Леша. — Тимка, пошли отсюда, а?

— А вот смотрите — это он. Николаша. Его вы уже щупали? Нет? Не обязательно, и так же видно. Эт чего, это — мужик? Эта гора сала — мужик?

— Совсем сдурел?

— Совсем. — Тим сполз вниз по стойке бара. — Я вчера чуть не сгорел. Я вчера чуть ребят не сжег. У меня мать в больнице с деревянной чумой, ясно? — проскулил он, вытирая пятерней слезы и сопли.

— Держи себя в руках, не одному тебе плохо, — отчеканил Николай.

— Аааааа! — Тим хищно прищурился. — И тебе? Жлобяра, твои родные уже несколько лет в подземке, ты мне будешь мозги… иметь, что тебе — плохо, ты!!

— Какой отсюда вывод? — усмехнулся Николай. — Значит, что-то во мне есть. А ты со своим героизмом — в заднице.

— Только не в твоей. Ты не настолько сексуален, дружище. Оксана, Николаша — сексуален?

— Заткнись, придурок!

— Я с тобой не разговариваю. Оксана, что скажете? Да что вы мне улыбаетесь все время, как дурочка, мне плохо, а вы улыбаетесь… сексуален он или нет?

— Вы — эффектнее.

— От. Это — женщина. А то — не женщина. То — землеройка. Такая же прожорливая. Пусть живет под землей. С кротом вот этим. Пусть. Она — землеройка. Прожорливая такая же. Ей всегда не хватало. Всего.

— Чего ей не хватало?

— Ну, денег не хватало.

— А еще чего?

— ЧЕГО ВЫ УЛЫБАЕТЕСЬ? Со всем остальным все нормально! Не верите? Я же пожарник! У меня шланг, знаете, какой? Не знаете? Щас я покажу.

— Тим, придурок, пошли домой, друг, сейчас пошли! — Алексей потянул приятеля за локоть.