– О, мой друг Искандер! Какой счастье, что я вы находить!

Судя по голосу и исключительно «правильному» русскому языку, это был чертов Камаль, который, нимало не смущаясь своего собственного недавнего воровства, имел наглость заявиться к нам на дачу. Присмотревшись, я увидел, что на нем была надета какая-то жутко нелепая ветровка по цене пучка редиса, но купил он ее, скорее всего, потому, что у нее был капюшон, который он натянул на голову, надвинув низко на лоб, а тесемки были затянуты так, чтобы борода не слишком бросалась в глаза.

– Да уж! Давно не виделись! – иронично хмыкнул я, но с него это было как с гуся вода.

– Как это понимать? – подойдя к нам с видом гневного ангела, спросила жена. – С каких пор ты стал для него Искандером? И вообще, давно ли вы познакомились? Насколько я помню, у нас на даче не успели, значит?...

И она требовательно уставилась на нас, ожидая ответа.

– О, мадам Мари! – галантно воскликнул Камаль, но она не удостоила его даже взглядом и испепеляла меня глазами.

– Дорогая, я тебе все объясню! – быстро ответил я.

– Полагаю, лучше всего это сделать в доме, а то бдительный Афонин едва увидит нашего дорогого гостя, – язвительно выговорила она, – как тут же позвонит участковому или даже сразу в Боровск, если он еще не успел это сделать.

– Я все рассказать, мадам Мари! – заверил ее Камаль. – Только нужно платить такси. Мы много ездить, пока найти вы.

– Так у вас же были деньги? – возмутился я.

– Они не хватать, – невозмутимо объяснил он.

– Как я понимаю, деньги дал ему ты? – тут же спросила Маруся. – И с каких это пор ты стал Ротшильдом?

– Я все вернуть! – торопливо заверил ее Камаль. – Аллах свидетель, я быть щедрый! Очень щедрый! Вы помогать я, а я благодарить вы! Я вы благодарить так, как вы хотеть!

– Черт с тобой! – пробормотал я и, выйдя за калитку, расплатился с водителем, а вернувшись, сказал Камалю: – Идите в дом! Нечего здесь отсвечивать!

– Что? – не понял он.

– Уйдите, пока вас не заметили! – цыкнул на него я.

Маруся тут же приняла надменный вид и, резко повернувшись, пошла в дом, а Камаль бросился за ней. Я же собрал со стола наш так и не состоявшийся романтический ужин и в несколько приемов перенес все это на веранду, где он превратился уже просто в ужин. Разглядев при свете лампы, во что был одет наш гость, Маруся повернулась ко мне и холодно поинтересовалась:

– Александр! Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что на Камале надеты твои вещи. Это так или у меня галлюцинации?

– Это есть так! – опередив меня, поспешно и с огромной благодарностью ответил араб. – Искандер дать я это, чтобы я быть одет.

Поняв по ее красноречивому взгляду, что впереди меня ждут жестокие разборки, я только обреченно вздохнул и понадеялся на то, что она не станет устраивать их при постороннем, а там, глядишь, и отойдет. Видя, что Камаль голоден как волк – он даже слюну начал глотать, когда смотрел на стол, – я предложил ему:

– Садитесь поужинать с нами.

Услышав это, Маруся только возмущенно фыркнула, но ничего не сказала, а вот Камаль радостно согласился, и я только успевал подкладывать ему на тарелку салаты. Но когда я хотел положить ему шашлык, он тут же испуганно спросил:

– Это не есть свинья?

– Нет! – буркнула Маруся. – Это корова! – И даже помычала для наглядности: – Му-у-у!

Но есть он начал только после того, как, убедившись предварительно путем обнюхивания и разглядывания несчастного мяса, понял, что мы его не обманываем, – видно было, что он не поверил нам на слово. Не знаю, как Маруся, а лично я обиделся на такое недоверие, но, когда Камаль наотрез отказался от вина, это меня немного смягчило, и я подумал: «Да бог с ним, раз у них такие обычаи, что есть свинину – смертный грех», – а жена хмуро заметила:

– Нам же больше достанется!

Некоторое время мы ели молча, а потом наш незваный гость, чувствуя свою вину, нарушил тишину и с набитым ртом начал свою покаянную речь:

– Искандер! Вы простить я, что я уезжать! Я сильно пугаться ваш police!

Вообще-то я и сам потом, когда окончательно успокоился, понял, что у него не было другого выхода, потому что в том виде, в каком он тогда был, да еще и без документов, он точно загремел бы в «обезьянник», и еще неизвестно, сколько бы там просидел, – он ведь категорически отказывался обращаться в родное посольство, панически боясь гнева своего грозного отца.

– Ладно! Проехали! – отмахнулся я.

– Нет, не проехали! – твердо заявила жена. – Я жду объяснений!

– Дай хоть поесть нормально! – взмолился я.

Она с трудом согласилась, и я видел, что в ней говорит больше любопытство, чем раздражение. Когда мы покончили с ужином, Маруся свалила грязную посуду в мойку, решив вымыть ее завтра, чтобы не отвлекаться на это сейчас, села за стол и требовательно уставилась на нас. Что мне было делать? Пришлось рассказать ей все с самого начала. Она внимательно слушала, изредка отпуская язвительные замечания, из которых следовало, что я лопух завернутый, а Камаль самый настоящий проходимец. Впрямую она, конечно, этого о нем не говорила, но намеки было до того прозрачны, что мне становилось даже неудобно, а вот Камаль, плохо зная современный разговорный русский язык и не имея представления об идиомах, метафорах и всем прочем, в чем Маруся как гуманитарий как раз была сильна, так ничего и не понял. Когда я закончил, жена вздохнула и сказала: