Я научилась печатать на машинке, освоила стенографию. Я поступила на работу. Мне хотелось заново поверить в себя. Я приносила в дом деньги. На рождество у меня случился гипертонический криз.

Из-за детей я работала неполный рабочий день.

Теперь мы могли позволить себе поехать в отпуск, покупали новые вещи. Мы выбились на поверхность. Я не считалась со временем. Себе я сказала: ничего, и от девяносточасовой рабочей недели ты не помрешь.

Я не отказалась от своих надежд, я просто их растеряла.

Мы построили дом; мы послали детей в гимназию. Стали членами родительского совета. Мы отстаивали свои права там, где видели им реальную угрозу. Мы избегали вспоминать прошлое. Я как-то приспособилась, научилась укрощать собственный темперамент. Не опустилась. Я заново выучила латынь и математику вместе с детьми.

Я не переставала убеждать себя, что счастлива. И была упорна. Немного счастья для себя я все же сберегла. Нашу дочь я воспитала в духе протеста.

Вчера я встретила дочь в обществе молодого человека. Я сказала об этом ему. И добавила: она больше твоя дочь, чем моя. Про себя я подумала, не лучший ли это для нее вариант.

Вот миг моего рождения — глядя на этот город, я понял его. Понял эту систему мнимо счастливой безнадежности.

Я рождаюсь, мне определяют место в системе, распоряжаются мною, делают меня объектом сбыта, таким образом, с самого рождения я — компонент их плана, легко управляем и не властен над собой.

Но до поры до времени меня нет.

До поры до времени Болар — просто Болар.

Изредка он утешает самоубийц, которые пытаются проникнуть в бактериальный корпус, чтобы схватить там заразу.

Например, Джэла.

Болар едва успел занять свое место в контрольной кабине, как появился Джэл.

Я до поры до времени молчу; и пока микрофон у Болара отключен, стеклянная кабина наглухо изолирует его от внешнего мира.

Он наблюдает за приемником и за теми, кто туда входит.

По большей части, открыв стальную дверь и снова закрыв ее за собой, они через несколько шагов останавливаются, глядят по сторонам, обнаруживают Болара и медлят в замешательстве. Им нужно пересечь приемник и открыть вторую дверь, напротив входа, она-то и ведет непосредственно в крановый цех, куда подаются отбросы. Два крана подхватывают отбросы своими грейферами и ссыпают в колодцы, там все это проходит автоматическую сортировку и наконец поступает в подземные бункера, где за работу берутся бактерии, уничтожающие органику.

Я знаю эти бункера. Низкие длинные помещения, облицованные белым кафелем, освещенные неоновыми лампами, оборудованные телекамерами и роботами-манипуляторами, которые разбирают отходы. Смертоносная жизнь и зловоние этого города.

Подземные бункера герметизированы, но бактерии все же нет-нет да и проникают в крановый цех. Доставщики болезней и смерти.

Риск очень велик.

Джэл медлит.

Болар включает динамик.

Что вам здесь нужно? — спрашивает он.

Меня зовут Джэл.

Болар решает, что запирать воздушный шлюз на электронный замок нет надобности, ведь Джэл не просто медлит, Джэл колеблется. Он, наверное, придет к Болару в аппаратную, а Болар оповестит Психиатрический Отдел МПФ — мусороперерабатывающей фабрики. Они заберут Джэла, станут лечить. Болар знает их приемы, но на себе лечения не испытывал.

У него на глазах эти самоубийцы входят в стальную дверь, медлят, он через динамик вступает с ними в беседу и уговаривает иной раз вплоть до появления команды из Психиатрического.

Бывает и иначе: они без колебаний идут через приемник. Голос Болара, раздающийся из динамика, их не впечатляет. С этими все кончено. Нажав кнопку на пульте, Болар блокирует дверь шлюза. Некоторые пытаются открыть ее силой. Как безумные.

Болару это известно. Он просит их убрать.

Я наблюдал за ними. Все они знают, что до сих пор посторонние в цех не проникали. Туда допускаются одни только крановщики. А их перед зачислением на работу тщательно проверили. Люди они высокооплачиваемые, всем довольные.

Сам Болар проходил психотест десять лет назад. Ему положено быть еще благонадежнее крановщиков. Он в ответе за приемник. Болар мог бы весь город инфицировать. Но за Боларом тоже наблюдают. И тот, кто наблюдает за ним, опять-таки находится под контролем.

Я испытываю Болара.

Джэл совсем ребенок — вот что видит Болар.

Сколько тебе лет? — спрашивает он.

Четырнадцать, отвечает Джэл.

Болар оповещает Психиатрический Отдел. Они приедут на лифте.