Вот оно, началось. «Я его сестра». «Вы внешне совсем не похожи, даже пластика разная. Хотя ваши аверсы похожи». «Правда? Я думала, что номинал у нас разный, вы не перепутали с реверсами?» Он расхохотался. «Я всегда это путаю!» Он хохотал так смачно, что если бы я кормилась смехом, этот его смех я бы проглотила очень быстро, и мне долго бы не хотелось есть. «Я читала некоторые ваши статьи о Манфреде». Глаза его сузились. «Некоторые? И я уверен, что он истерично настаивал, чтобы вы прочитали все. Хорошо, что вы сказали – статьи о Манфреде, а не о творчестве Манфреда, так как это что угодно, но уж точно не творчество». Я была не расположена теоретизировать на темы искусства, но не простила бы себе, если бы проглотила обиды в адрес Манфреда и еще бы поблагодарила очаровательную хозяйку за угощение. «Я считаю, что вы не всегда правы. Манфред – прекрасный художник». «Прекрасный? Не старайтесь меня убедить в том, что вы лишены вкуса. Ваше тело и голос свидетельствуют о другом. Слова без интонации, без голосовых нюансов ничего не стоят, поверьте». Я подумала, интересно, как бы он отреагировал, если бы я ему сказала, как одному из своих студентов, это у нас, преподавателей, называется деликатное затыкание рта ближнему. «Благодарю, Франц, мы услышали вашу точку зрения, а сейчас пора послушать других». Вместе этого я спросила, нет ли в квартире помещения с более покладистыми креслами или стульями. Франц, который все еще стоял возле двери, кивнул головой и жестом указал мне дорогу. Это была столовая, с красивым столиком, диванчиками, без всяких кроватей с Орами и креслиц с Пиа Нерами.

Я думала, что надо бы спросить Франца о его связях с журналистскими и исследовательскими кругами в Украине, но вместе этого брякнула: «Какие у вас претензии к Манфреду?» Франц делал чай, очень элегантно, будто птица, кисти его напоминали крылья, они были легкими и слишком большими. Густые и тоненькие волоски, покрывающие его пальцы, золотились на солнце, и когда он жестикулировал, казалось, что его кисти вот-вот должны взлететь. Но как он будет жить бескрылым?

«Манфред поведен даже не на своем творческом, а на личностном «я». Понимаете, критик должен быть недозревшим в плане творчества, это злит, а злость стимулирует мысли. А вот художник должен вызревать и в конце концов вызреть. Манфред подкармливает свое «я» искусственно. Искусственными смесями, которые ему подсовывают, которые он сам выбирает для себя, поэтому он набирает вес, но это вредный вес. Все эти призы, обожание, приглашения на ТВ-шоу, муниципальные заказы – все ему вредит. Он – малыш-карапуз с гормональными сбоями. Он неестественный, понимаете? Он как художник растет не в том климате и не в тех условиях, ему стоит заняться другим. И это постоянное самолюбование, будто он все время цветет. Не бывает такого. Никто и ничто не цветет все время».

Нужно было включить диктофон, такую тираду я не запомню, хотя память у меня и неплохая. Птица примостилась на миг возле меня и упорхнула, оставив после себя след в виде чайной чашки. «Спасибо». «В его творчестве не хватает смелости и размаха». «Да. Я давно это поняла, еще когда смотрела, как он играет в пляжный волейбол, он все время прячет голову и бережет пальцы», – хмыкнула я. Франц захохотал, откинув голову так порывисто, что я бы не удивилась, если бы она отлетела, как мяч во время пляжного волейбола. «Знаете, каждый человек, как мотылек: мечтает достичь солнца, но выбирает более простой путь, более легкую смерть и более близкий источник света – лампу». «И вы?» Он немного помолчал, а потом произнес, сильно растягивая слова: «Да. И я». И тут я заподозрила, что он сейчас тоже может выкинуть трюк с засыпанием, как Ора, это у них семейное, сейчас бухнется на пол и заснет. Поэтому я громко ойкнула пару раз.

«Что-то укусило?» «Нет, мне показалось, что вы сейчас заснете». «Марта, а вот мне кажется, что вы как раз и могли бы чего-то достичь в искусстве, у вас нестандартное видение, по крайней мере, мало кому бы пришло в голову, что человек, глотая горячий чай, заснет, скорее уж околеет». Это был не очень удачный волейбольный пас, но я должна была принять эту подачу. «У меня умер дед». Франц сделал участливое лицо. «Деды умирают, да. Доказано не одним дедом. Вы хотите заказать мне поэтический некролог?» «Нет, спасибо. Не знаю, согласится ли моя семья на некролог, тем более поэтический. По крайней мере, Манфред точно не будет в восторге. Дело в том, что деда считали погибшим долгое время. А он жил, теряя разум и здоровье».

Франц внимательно слушал, поэтому я рассказала ему немного о деде. «Мне нужно найти кого-то, кто мог бы помочь мне в Украине, я не знаю языка, не уверена, что сама сумею добраться до тех мест, где дед якобы был похоронен. Вы можете помочь?» «Да. Я постоянно на связи с бывшими республиками СССР, мы готовили совместные материалы в честь падения Берлинской стены. Находить очевидцев – интересная была работа. Марта, сделаем так. Я поспрашиваю у всех и потом подберу вам подходящего человека. Но вы уверены, что вам стоит копаться в этой истории?» Я кивнула. «Понимаете, история выглядит привлекательно только в скульптуре, архитектурных памятниках, но не в жизни…» Я молчала. «Конечно, если эти памятники и скульптуры не созданы манфредами». И он снова расхохотался. Я хотела его поблагодарить за помощь, но после очередного выпада в адрес моего брата это выглядело бы очень… неестественным, я подбирала какие-то слова, но старалась напрасно, впрочем, я все равно не услышала бы собственных слов, они потонули бы в музыке, которая раздалась будто отовсюду. Руки-крылья Франца мигом взлетели. «Полет валькирий» Вагнера. «Проснулась Ора!» – торжественно произнес он, голосом прорываясь сквозь стаи вагнеров ских валькирий. Я съежилась, Манфред, когда слышал эту музыку, расправлял плечи, возможно, Франц ошибается и Манфред достигнет солнца, когда этого никто не будет видеть, а вот я всегда съеживалась, как цыпленок в когтях ястреба. Мне казалось, что сейчас меня подхватит ураган и куда-то унесет. И мне было жутко, но в то же время очень хотелось, чтобы это в конце концов произошло. Но этого не произошло и на этот раз. Впрочем, и теперь я не расправила плечи.

Свет исчез, в столовую что-то вплыло. Я догадалась, что это была Ора. Она поставила перед нами стаканы с абсентом, сама осушила два залпом и продолжила кружить под музыку Вагнера. Я плохо помню, что происходило потом, надеюсь, что до группового секса у нас не дошло. Едва живая я добралась до дома. Ключ не хотел даже прикасаться к скважине, как манерный и ветреный любовник, но мне удалось его убедить и вставить. Не успела я, покачиваясь, одолеть порог, как что-то холодное уткнулось мне в икру. «Сейчас на меня нападет убийца-карлик, вполне возможно это Пиа Нера», – пришло мне в голову. Я неожиданно для себя завизжала, будто выпустила свой испуг, включился свет, я увидела растерянного Манфреда и Тролля, который нежно терся о мою ногу прохладным носом. «Уфф», – выдохнула я.

«Ты что, набралась?» – возмутился Манфред. «Что ты делаешь у меня дома в такое время?» «Зашел кое о чем спросить». «А позвонить по телефону ты пробовал?» «Пытался, но ты ничего не отвечала, включала на полную громкость Вагнера и хихикала». Я сняла туфли и протиснулась мимо Манфреда в комнату, Тролль семенил за мной. «Ну и что ты хотел?» Я рискнула упасть в кресло, хотя не была уверена, что впишусь. У меня нормальное кресло, мы с Троллем можем чувствовать себя в нем свободно и комфортно. «Мне вот интересно, ты умышленно ничего не сказала мне о беременности Ханны?» «Я думала, тебя это не касается. Разве это тебя касается?» «Касается». «Тогда это ты не сказал мне, что роман с Ханной у тебя продолжается». «Не неси чушь. Мы давно не вместе, тебе об этом прекрасно известно». «Так почему мне нужно докладывать тебе о том, что Ханна решила размножиться? Она ведь не будет множиться манфредами». «Как ты не понимаешь, мы постоянно пересекаемся в компаниях, вот и сегодня, я вижу, она располнела, шучу, а в ответ на меня смотрят, как на последнюю сволочь». «Наконец-то это произошло. Тебя поставили на место». «Слушай, ведь такие сцены не прибавляют баллов ни мне, ни Ханне. Это выглядело мерзко».

Манфред из породы собственников. В чашку чая он всегда высыпает ложку сахара, который потом не размешивает, потому что не любит сладкий чай; и оставляет ложку в чашке. Даже когда не собирается пить, чтобы все знали: это его. И не лезли. Не пили, не выливали. «И кто отец? Ты же должна знать». «Само собой. Один священник. Очень порядочный парень. Американский баптист». «Ханна вышла замуж за американского священника?» Удивление Манфреда было неподдельным, если бы он мне такое сказал о Ханне, я бы тоже пришла в изумление. «Угу. Ты больше ничего не хочешь? Я спать хочу». Манфред схватил на руки Тролля и ушел.