Шрифт:
И бродил меж всех Сопочкин, как сомнамбула, с драгоценной, никому не нужной бумажкой в кармане, где по-латински его счастье было написано. Но бумажка – всего лишь бумажка: не будешь же ее по кусочкам отрывать и на ночь принимать, хоть на каждом клочке это заветное слово напиши. И даже валерьянки и любимого корвалола нигде не было, потому что всё пьяницы выпили.
И опять пожалел Сопочкин, что нет у него пистолета, потому что ему снова стрелять захотелось.
А еще лучше – выкатить бы прямо на улицу пулемет и так и косить всех, так и косить…
1989 г.
Посещение храма
Говорят, путь к Богу у каждого свой.
Нам – большинству, воспитанному в духе воинствующего атеизма, который привел в результате не только к величайшему нашему невежеству в вопросах религии, но и, без преувеличения, к уродству душ наших, – еще предстоит проходить свои пути. У кого этот путь длиннее, у кого короче; кто-то поверив раз, не терзается больше сомнениями; а кто-то считает, что ему вообще в другую сторону. Это уж как придется.
Для меня «сказки» о Боге сперва казались уделом лишь отживающих свой век старух. В юности, будучи студенткой, я почувствовала интерес к жизни и учению Христа, вызванный встречей, к сожалению, недолгой, с молодыми (почти ровесниками!), но (по-настоящему!) верующими людьми, разговорами вокруг Евангелия, чтением учебника «Священной истории», на одну ночь случайно ко мне попавшей, и еще множеством мелких, но существенных деталей, накопившимся к тому времени. Всё, случившееся почти одновременно, дало значительный крен моему атеизму, появилось опасное желание броситься в другую крайность: мгновенно «уверовать». Но брошенная искра, вспыхнув, не зажгла. Да я особенно и не усердствовала, в этом остыла. «Мы ленивы и нелюбопытны». Мое «открытие Бога» отложилось на «потом», «когда-нибудь».
Предлагалось верить слепо, а хотелось доказательства, знаний, хотелось постичь разумом.
И только теперь, когда «разрешили», когда на экранах телевизоров стали появляться священнослужители, трансляции лекций Мартынова, появившаяся его же книга, где доступно, а главное: физиком – так серьезно и просто (поначалу это шокировало) об этом! (вот они – доказательства?). Газетные и журнальные статьи, литература о «чудесном», и т. д., и т. п… Плотина, так долго возводившаяся, была, наконец, прорвана, хлынул мощный поток доступной информации, которой прежде так не хватало. Он возобновил интерес и во мне. Тлеющая все эти годы искра стала разгораться с новой силой, оберегаемая с моей стороны от веяния «моды на веру», – я старалась основывать свой интерес лишь на осознании.
Конечно, мне и прежде приходилось бывать в церквах, но, скорее в качестве «посетителя музея». Иной мир. Своя культура. Священники, в длинных одеждах, что-то монотонно и устало, как мне казалось, давно им надоевшее, читающие, – «неужели они вправду верят?» – думала я о них. Прихожане, в основном действительно люди пожилого возраста, целующие иконы, руки священникам, крестящиеся, шепчущие, стоящие на коленях, – «неужели и они все верят?» Конечно, это была лишь внешняя, видимая сторона религиозных обрядов без понимания их сути, а потому кажущаяся странной, нелепой.
Может быть, тогда, в юности, когда задело, но не осталось, – просто потому что не было еще настоящей потребности, время не пришло?
И вот в период моей «второй волны», когда «сдвинулось» (насовсем?), мне приснился несколько странный сон. Какое-то хаотическое видение полутемных церквей, освещенных лишь свечами, священники, размахивающие кадилами, церковные песнопения, что-то и кто-то еще – всё бессюжетно, смутно. Ясно помню лишь дошедший до меня, сразу после этих сновидений проснувшейся, смысл, будто продиктованный кем-то: если я в самое ближайшее время не схожу в церковь и не поставлю своим родителям свечи и не помяну их «за здравие», то мне придется поминать их «за упокой».
Как это обычно бывает, находясь под впечатлением только что увиденного сна, когда еще не вполне вернулся «оттуда» – преувеличенное воображение, суеверный страх, чуть ли не «вселенский ужас» обуяли меня, и я тут же дала слово, скорей не себе, а кому-то – кто так напугал, – выполнить страшное условие.
К утру впечатление от сна притупилось, заспалось, тот «священный трепет» от чего-то «божественного», испытанный ночью, исчез, но решение исполнить обещание осталось.
И вот я пошла в церковь Александро-Невской лавры.
Необычная атмосфера, обстановка. Сладко-душно. Запахи. Вычитанное из книг: «запах елея и ладана». Я не знаю, как пахнет елей, и как – ладан. Хотелось думать, что пахло ими – елеем и ладаном.
Полумрак, шепот (почти из сна, но не узнанное: лишенное «священного трепета»), шарканье посетителей, где-то читает священник; справа, у окон, стоит гроб с покойником.
Вот он – другой мир. Мир размеренный, несуетный, мир покоя и умиротворения, а потому так сразу диссонирующий с тобой, пришедшей из быта коммунальных квартир, транспортных ссор, магазинно-базарной ненависти, грохота улиц, бездушной толпы.