Шрифт:
А вы тоже пишете стихи?
– А вы тоже пишете стихи?
– Нет.
– А-а-а-а… Музыку сочиняете?
– И музыки я никакой не сочиняю.
– Неужели так поете? Как это интересно.
– С чего вы взяли? У меня и слуха-то нет. Я вообще молчу лучше.
– О, вы скульптор, скульптор, я сразу поняла, скульптор! Божественно!
– Да, бл*дь.
– Неужели дизайнер?
– Картошку продаю, просто продаю картошку, картошку, кар-тош-ку.
Прошка закончил Суриковку и работает художником-авангардистом. Его постройка стоит в Третьяковке, что в ЦДХ, под лестницей, ведущей на второй этаж в зал авангарда. Когда я провожу мимо Павлика, он вздрагивает, а мне приходится его успокаивать: «Не бойся, Павлик, не бойся. Дядя Прохор и хорошие картины рисовать умеет».
После того как я женился, со мной перестала здороваться половина женщин. Зато стала здороваться другая половина женщин.
Итальянские туфли
Вчера позвонил бывший муж моей жены и, немного помявшись, даже как-то конфузливо, попросил заплатить за проживание моей жены (своей бывшей супруги) в квартире его бабушки.
Звучит, наверное, запутанно.
Просто после их женитьбы к свекрови (где они с мужем бывшим жили) прописать ее не могли – слишком маленькая площадь.
Тогда прописали ее (мою будущую жену и прошлую жену ее бывшего супруга) к бабушке бывшего супруга.
Бабка была старая, блокадница, и долго возмущалась, что надо теперь больше платить за квартиру, пока жена не сделала ей справку, за которую ее (жену) лишили стипендии в институте. У нас в стране нельзя учиться очно в аспирантуре и работать, хотя жена работала там же на кафедре.
Из этой справки выходило, что доплачивать надо рублей десять в сберкассу, и бабка согласилась не без угрюмого ворчания, а моя жена (будущая) была в ярости, потому что из-за того, что в институте вскрылось такое совмещение, ее бывшую зарплату пересчитали, и ей полгода пришлось работать забесплатно.
Моя жена прямо так и говорила бабке: «Сука вы, бабушка, лучше бы я тебе все налом отдавала».
Теперь бывший муж позвонил и сказал моей жене, что бабушка серьезно требует доплатить по 10 (десять) рублей 7 (семь) копеек за каждый внеплановый месяц проживания. Общая сумма составила 256 (двести пятьдесят шесть) рублей 17 (семнадцать) копеек.
«Гад, – подумал я о муже. – Мог бы, поганец, и сам заплатить».
«Гад», – кивнула мне жена.
Я сначала полез в конверт, где лежали деньги мне на баню и боулинг, но потом передумал и достал 300 (триста) рублей из конверта, где лежали деньги, отложенные жене на летние итальянские туфли.
Жена обиделась и со мной до сна не разговаривала, но потом назвала бабку сукой, и как-то ее отпустило.
Светочка и Наташечка
– Але, Славочка?
– Да, Катюш, здравствуй.
– Слушай, Славик, тут у меня что-то с машиной, втулка заднего генератора барахлит и давит чем-то на распредвал. А ты же знаешь, что мой мальчик в этом совсем ничего не смыслит, просто беда, а я – ну куда я? Баба и есть баба, и не понимаю ничего, залезла, вся грязная, а мужики ржут, хоть бы одна сволочь толком помогла, все за ляжки трогают и жопу щиплют.
– Катюш, я ж «опель» уже лет шесть как продал, а у тебя «шестерка», да и ненавижу я эту всю механику, просто беда, и боюсь даже. Хочешь, я тебе свою жену дам? Вот все она тебе и расскажет, все и расскажет. Она все-все знает и посоветует, что и как. Лады, солнышко?
…
– Але, Светочка?
– Я не Светочка, я Наташечка.
…
Вечером я лежал на китайской циновке за одежным шкафом в комнате без света, свернувшись и поджав ноги. Мне казалось, что весь мир – это маленькая точечка, а я самая последняя собака, которая даже не в этой точечке, а где-то сбоку или сверху, чтобы не было видно. Очень болели почки, даже больше чем от водки, и саднило поцарапанное запястье, было грустно, как распоследней собаке.
А потом пришла жена, поцеловала меня в лоб, и я понял, что я не распоследняя собака и даже не самая последняя.
Зачем по заграницам шмонать
Я, Прохор Иванович, все могу понять: ну перестреляли всех, кого надо посадили, часть по лагерям распихали, но зачем этих-то по заграницам шмонать? Вот Краснов, например, – просто старикашка никчемный, ну что его трогать? Или этот Бронштейн – Троцкий? Ведь, блин, и не в падлу было тащиться в Аргентину, чтобы его замочить?
– Понимаете, Владлен Евграфович, это ведь система. Бумажка вышла – и поехало и пошло по полочкам, по делам. Что-то сразу, что-то чуть позже, одного ускорили по звонку высочайшему, а другого – не торопясь. Таков быт большого механизма. Зато в большом механизме и казусы происходят. Я вот, например, восемнадцать лет от звонка до звонка – и ни одной судимости.