Троцкин же воспользовался образовавшимся революционным вакуумом и рванул в Германию, замыслив одному ему ведомую революцию. Однако Надя, понимая, что доверять Льву нельзя и даже смерти подобно для дела ее, давно установила за ним слежку и прослушку. А Троцкин, будучи абсолютно уверенным в том, что ему ничто не мешает делать собственную революцию, попросту потерял бдительность и начал совершать ошибку за ошибкой. Посему отъезд его в Неметчину только оправдал опасения Пупской о двойной игре Льва. Германия же была нужна Льву для решительного броска в революционной борьбе. Он понимал, что сражаться ему придется с двуглавым орлом. С царем и с Надей. И для достижения цели тех денег, что удавалось выскрести у местных финансовых институтов, не хватит, хотя Троцкин умело делил их между партией и собственной подпольной ячейкой, которую, впрочем, имел еще до знакомства с Надей. Такое, знаете ли, подполье в подполье. По прибытии в Германию Троцкин обзавелся нужными связями и заручился поддержкой немецких контрреволюционеров. Методы борьбы были избраны террористические, используя порох и бомбы. Германия производила все это в избытке и могла безвозмездно делиться с угодными ее политике политиками. И Троцкин был одним из них. Поэтому ему не составило особого труда договориться о взаимопомощи революционерам Страны Советов и снарядить сотни составов с порохом. Отослав телефонограмму в штаб своего подполья, он успокоился и отправился в Баден-Баден, город, расположенный на западе Германии, известный своими увеселительными заведениями и публичными домами. Телефонограмму, естественно, перехватили агенты Нади, а составы с порохом подорвали по пути следования, не позволив им добраться даже до границы. Эта ужасная новость застала Льва в объятиях двух немецких пышек. Посыльный, что принес эту новость, сообщил Троцкину о провале всей его ячейки. Он же сообщил ему весть о том, что в Германию выслан спецагент для физического устранения Льва. Оставшись в одночасье в одиночестве, не считая двух пышногрудых барышень, Лев сжался в клубок и затерялся в телесах подруг. Барышни всеми доступными им методами пытались успокоить Льва, но это не возымело действа. Крах и страх сковали тщедушного Троцкина. Он понимал, что немецкие кредиторы революции потребуют от него возврата затраченных средств, а их у него нет. И объяснить им, что финансы теперь у женщины, ему будет непросто или не возможно. Он понял, что попал в капкан, в западню. Двуглавый орел настиг Льва и победил. И решение пришло к нему молниеносно. Еще в детстве он читал, что есть такая страна, Мексика, в которой скрываются все политические и которая не выдает их ни кому, ни Ленину, ни черту. Справив себе поддельный аусвайс [18] , а в Баден-Бадене можно все, на имя Марсело Гонсалес, он беспрепятственно отбыл в Мехико. Надя узнала и об этом, но решила не тревожить беглеца, не теряя драгоценного времени и не отвлекаясь по мелочам. Революция требовала предельного внимания и сосредоточения сил. А после того как верхушка партии лишилась одного из ее главных идеологов и ораторов революции, ей необходимо было взять эти вожжи в свои руки. Что она и объявила на внеочередном съезде партии, созванном по случаю исчезновения Троцкина:

– Пользуясь вашим доверием, дорогие мои соратники, я принимаю на себя функции идеолога и с этой трибуны торжественно клянусь быть преданной делу революции, до последней капли крови отстаивать и защищать принятые доктрины народовластия. Всячески потворствовать идеалам революции и соблюдать принципы равенства, – она сделала паузу и отпила воды.

Съезд зааплодировал. Надя продолжила:

– На завтра у нас назначена революция. Я знаю, что царские крысы уже сбежали со столичного корабля, и царь их тоже. И мне известно, куда. Флаг им в руки и попутного ветра, продолжать не буду. Наша цель – установление Мира во всем Мире. Но для начала нам необходим мир в собственном доме. И начать мы должны с самих себя. Вы все знаете мой девиз на завтра: «Взял цветы, передай их десяти другим, а другие – еще другим». Мы должны, нет, мы обязаны в самые короткие сроки, а может, и часы совершить революцию. Промедление – смерти подобно.

Съезд взорвался аплодисментами и криками «Ура». Отдельные революционеры выкидывали шапки вверх. Чувствовалась общая эйфория. Надя продолжала:

– Достигнув мира и всеобщего равенства в нашей стране, мы сможем вирусным способом заразить другие страны и таким образом достичь мира во всем мире. И никакие империалистические сцуки не посмеют помешать нам. И даже Лев, который хотел залить страну кровью, будет наш. Я вам это обещаю, – она снова сделала паузу, достала из нагрудного кармана кожанки синий платочек и вытерла им лоб.

Съезд встал и снова зааплодировал. Кто-то начал выкрикивать неотеррористические фразы: дескать, на дыбу сатрапа. Движением руки она усадила приветствующих:

– Не будем уподобляться неверным, лучше обратим их в веру нашу. Согласны, товарищи? – все дружно проскандировали согласие. – Я продолжу, с вашего позволения. Заразить своими идеями мир является конечной целью завоевания революции. Только после этого мы сможем смело шагнуть в будущее. А оно обещает быть радужным и светлым. Если, конечно, не найдутся извращенцы, возжелавшие сломать постулаты марксизма-энгельсизма. Запомните, товарищи, каждый выявленный извращенец – путь к успеху завоеваний революции. В свое время мы изгнали нетрадиционалистов из своих рядов, и партия крепче сплотилась. Так будет и с извращенцами. «Изгоним из общества изгоев!» – вот постреволюционная программа. Теперь о главном. Завтра революция. Оглянись вокруг себя, революционер, и еще раз спроси друга, не извращенец ли он. И только получив отрицательный ответ, дай ему цветик-семицветик и раздай остальным. И в заключение я хочу вас предупредить, будьте бдительны, враг не дремлет. Мы не должны допустить кровопролития и братоубийства.

Зал приветствовал речь Пупской стоя, криками и аплодисментами. Она ушла с трибуны и скрылась за кулисами Дворца съездов. Сам дворец расположился в Дворцовом комплексе, построенном еще при Федоте Стрельце [19] , на заре становления государства. Ну, а делегаты и одномандатники от сёл, разъехались по своим ставкам. Страна замерла в ожидании завтра.

Настало утро революционного дня. День задался пасмурным. С небес на землю лил дождь. Но в головном штабе революции царила праздничная обстановка, напоминающая свадьбу. Весь штаб был завален цветами. Цветы лежали, стояли, висели на окнах, полу, подоконниках. Запах роз и гвоздик мутил рассудок. Надежда, подобно невесте, парила меж букетов и раздавала последние наставления командирам отрядов цветников. Стален расхаживал по комнате взад-вперед и курил трубку. Он находился в подавленном настроении с тех пор, как исчез Троцкин. До конца Стален не разделял взглядов Нади на свершение революции цветами и больше симпатизировал Льву в его терроре, но сказать ей об этом не решался, дабы не снискать к себе гнева с ее стороны. Троцкина же ему было по-своему жаль. Он часто думал о том, как Лев, находясь вдали от страны, переживает и, возможно, бедствует. Ему его не хватало. Связи с ним не было, и Стален не мог знать, что Троцкин смог утащить в Мексику приличное состояние и неплохо акклиматизироваться в незнакомой ему стране. Более того, создать собственную банду из украинцев-эмигрантов для рэкета и террора района, в котором он поселился. Ох, как ему хотелось сейчас иметь возможность поговорить с Троцкиным. Но это было невозможно. Он продолжал мерить шагами комнату. И вдруг в его сознание стало пробиваться не знакомое доселе чувство. На мгновение Ёсифу показалось, что он слышит внутри себя Троцкина. Да, это было так. Он осторожно задал вопрос, слышит ли его Троцкин, и тут же получил утвердительный ответ. Шаг Сталена усилился и связь тоже.

– Как это возможно? – спросил Стален Троцкина.

– Ёсиф, ты разве не понял до сих пор, в партии два человека имели аудиенцию с Ним, ну, ты понимаешь с кем, не хочу вслух произносить всуе его имя, если, конечно, здесь уместно слово «вслух». Вот нас и наделил Он даром сверхлюдей, а мы словно неопытные кролики, хотя я Лев, не развили дар этот до совершенства, хотя каждый из нас, безусловно, обладает разными способностями, но в чем-то мы похожи, и эта связь тому доказательство, – посвятил его Лев.

– Это ж надо. А мне тебя, Лёва, сегодня не хватает. Тут такое начинается, что я не понимаю моего участия во всем этом. Я привык решать все иначе, порохом и террором. Как с нетрадиционалистами, ну ты помнишь, – сказал Стален.

– Да, Ёся, помню и могу тебе сказать, что одними цветами не отделаться, есть у меня предвидение кое-какое. Найдутся извращенцы, которые испортят праздник, – выдал Троцкин.

– Тише, Лев, что ты говоришь такое. Надя вчера о них говорила то же, – ответил Стален.

– Что значит – тише? Нас и так никто не слышит. А про извращенцев я ей говорил накануне, еще до отпуска. Чтото мне подсказывает: много их еще пока по стране нашей ходит, а это мешает беспрепятственно провести революцию цветов, – возмутился Лев.

– Значит, ты знаешь исход? – спросил Ёсиф.

– Конечно, товарищ Стален, мне много чего известно, но все, конечно, я знать не могу, не дано, понимаешь. Но исход сего дня мне известен. Сегодня все будет хорошо, а вот через неделю извращенцы себя проявят, – констатировал он.