– Нет, Зин, не мой. Мой сёдня не возвращался, поди «У Николя» и заночевал. Так что бери, он твой, ахаха, – засмеялась она и захлопнула окно.

Из остальных окон повысовывалось еще с десяток заинтересованных баб. От столь пристального внимания женского пола к своей персоне Фил ощутил прилив сил и моментально согрелся. Он встал во весь свой долговязый рост, выпрямился, хрустя позвонками, и, наклонившись над низкорослой торговкой, спросил:

– Где здесь вилла Растрелли?

– А бес его знает, что ты такое спрашиваешь. Я и самого-то не знаю, а уж про виллу-то и слыхивать не слыхивала, – обескуражилась торговка. – А ты, стало быть, с виллы сюда пришел. У, пьянь, нажрутся, а потом не помнят ничего. А еще офицер. Срамота-то, какая.

– Ты, баба, не ори, я не пьянь, я на спецзадании, ночью заблудился, вот и уснул тут у вас во дворе, мне б до Растрелли попасть, – оправдываясь, ответил Фил.

– А ты подымайся ко мне, офицер, я тебя чаем напою и Растрелли покажу, – вылетело из открытого окна на третьем этаже.

– У ты, шалава малолетняя, будя тебе мужиков совращать, видишь, офицер заблудился, надо помочь парню, – послышалось из соседнего окна.

– Вот я и помогу, я была у этого Растрелли и знаю, как туда пехом идить, – продолжила девушка.

– Я щаз, – крикнул Джежинский и рванул в подъезд на третий этаж.

Окна стали захлопываться с характерным стеклянно-деревянным звоном. Торговка собрала свои тюки и, выругавшись в адрес третьего этажа, удалилась в примыкающем переулке. Джежинский стремглав влетел на третий этаж и вошел в открытую дверь. На пороге стояла ангельской красоты девушка лет восемнадцати, в чепчике для сна и шелковом пеньюаре. В просвете коридора прекрасно была видна ее миниатюрная фигурка. Квартира утопала в цветах и благоуханиях.

– Проходите, господин офицер, в комнату, я сейчас принесу чаю, – нежно проговорила она.

Голос ее звучал подобно колокольчику. У Джежинского засосало под ложечкой и стало опускаться вниз живота. Мышцы напряглись. Будь на его месте Стален, беды б не миновать. Но железный Филя мог контролировать свои желания и эмоции. Он послушно прошел в комнату и сел за стол. Девушка не заставила долго ждать и появилась вместе с чайником и ситечком через минуту. Поставив на стол чайные приборы, она разлила по чашкам чай и присела напротив.

– Вы, господин офицер, берите сахар, это тростниковый, кубинский. Мне его один ваш коллега подарил, сказал, что сам царь пьет с таким, – прощебетала она.

Джежинский отметил для себя, что малышка недурна и знает толк в делах амурных, коль так подает.

– Откуда у вас столько цветов? – вежливо поинтересовался Фил.

– Ах, это я намедни была в столице, так там их просто на улице раздавали, вот я и набрала себе. Еле довезла до Ё-бурга, думала не доживут, но они очень странные цветы. Они уже здесь довольно долго стоят и не увядают, я вам даже секрет один раскрою, они и без воды не увядают. Чудо-цветы, да и только. А запах. Вы чувствуете? Правда, он прекрасен? – ответила она.

– Безусловно, чувствую, у меня такие же в столице есть. Разрешите представиться: отставной штабс-капитан Астроном Эдмундович Звездинский. – отчеканил Джежинский. – Ныне – пчеловод.

– Ахах, как это прекрасно – пчеловод. А я – Дуня Ермакова, внучатая племянница самого Ермака, что при Федоте Стрельце служил. Столичный франт, стало быть? Я очень хочу в столицу, возьмете меня с собой, я и готовить умею, и шить, и по дому стряпать. Надоел мне Ё-бург с его бескультурьем и засильем пошлости, жить хочу, как королева, при дворе. Пусть даже экономкой, вы женаты Астроном Эдмундович?

– Да, женат, и детишек пять имеется, и все девочки. Экономка мне нужна. Надобно обмозговать это дело. Значит, офицер тебе сахар принес, говоришь? – хитро перевел разговор Джежинский. – И много к тебе хаживает таких офицеров?

– Нет, не много, – ответила Дуня и стала загибать пальчики на белоснежной ладони. – Пять, Астроном Эдмундович, а к Растрелли я хожу, он художник, скульптор, и ему некогда ко мне. И офицеры все у меня статные, главного полку, что царя-батюшку сторожат.

– Эт я так спросил, для справки. Ладно, Дуня, веди меня к Растрелли, – Джежинский поставил чашку на блюдце и встал из-за стола.

Девушка убрала посуду, переоделась тут же, не смущаясь Джежинского, и вышла из квартиры. С легкостью молодой газели она преодолела три этажа и оказалась вместе с Джежинским во дворе. А здесь уже вовсю кипела жизнь. Дворники мели, домработницы развешивали стираное белье, на которое оседала пыль, поднятая метлами дворников, мужики курили и ругались матом, обсуждая власти предержащие. Но на мгновение вся эта жизнь остановилась, когда во дворе оказались долговязый и малолетка. Все замерли и смотрели только на них двоих. Дуня, не долго думая, схватила Джежинского под руку и увлекла в переулок. Жизнь наладилась. Мужики засудачили об увиденном, дворники продолжили мести. Пройдя только одной Дуне известными переулками, они оказались у ресторана «У Николя».