У меня уже все было готово для пикника, когда Пол вернулся. Но выглядел он таким измученным, словно участвовал в сражении. Я настояла, чтобы он ненадолго прилег, решив, что "очень циничный" ученик опять приставал к нему с вопросами. Пол согласился лечь, но попросил сесть с ним рядом и положил голову мне на колени. Волосы у него не торчали "ежиком", а прилегали к голове. Я погладила их, потом помассировала виски и лоб. Он только блаженно постанывал и слегка поворачивал голову.

— У тебя совсем мало морщин, — сказала я, надеясь, что ему будет приятно. — Если б ты не поседел так рано, то вполне сошел бы за…

— Двадцать лет, — вставил Пол и залился смехом.

Я щелкнула по загорелому носу:

— Ну, это уж слишком! Хочешь быть моложе меня?

— Я хочу быть совсем маленьким. Чтобы ты дала мне грудь.

— Пол, у тебя одно на уме! — возмутилась я. — Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?

Он серьезно возразил:

— Это не секс.

— А что же это?!

— Любовь. Секс — это… с чужой женщиной.

Я не сдержала смеха:

— Интересно! Значит, в детстве я неправильно уяснила эти понятия. И полтора года в медицинском — коту под хвост.

— Куда? — Пол опять затрясся от смеха.

— Именно туда.

— О! Леди так не говорят, — он с притворной укоризной зацокал языком.

Я с гордостью напомнила:

— Ты сам говорил… Я не леди. Я — звезда.

И тут же вспомнила Режиссера.

— Пол, как ты думаешь, из меня вышла бы артистка?

— Нет, — не колеблясь, ответил он.

Я обескураженно переспросила:

— Нет? Почему ты так уверен?

— Ты… как это? Открытая. Ты не умеешь лгать. Играть. Артистка должна уметь.

— Разве этому нельзя научиться?

— Зачем? Ты будешь хуже.

Я забросила еще один пробный камень:

— Зато я стану знаменитой. Разве ты не хочешь иметь знаменитую жену?

Меня саму обожгло последнее слово. Я почему-то все время забывала, что Пол так и не сделал мне предложение. И, вместе с тем, все время думала об этом.

— Не знаю, — безразлично ответил Пол, не заметив моей оплошности. — Я хочу тебя. Без денег и призов…

Он сел и сам растер себе виски, недовольно выпятив губы. У него была такая привычка — выпячивать губы, одновременно ухитряясь их растягивать, отчего рот сразу становился на поллица.

— Голова такая… — пожаловался он.

— Тяжелая?

— Да. Тяжелая.

— Ничего, на воздухе все пройдет. Ты, наверное, понервничал?

Он посмотрел на меня со странной тревогой и ничего не ответил. Я встала и протянула ему руки:

— Пойдем, Пол. Ты сядешь на берегу и будешь смотреть на воду. Знаешь, как это успокаивает!

— А ты?

— Я буду хранительницей очага. Хотя нет, очаг — это в доме.

— У тебя будет очаг, — как бы между прочим пообещал Пол.

Может, он ждал, что я сама заговорю о свадьбе? Но разве я могла диктовать условия человеку, который был вдвое старше меня? Хотя когда он переоделся в джинсы, белую майку и надел бейсболку, то стал совсем молодым.

Мы добрались до Каменного сердца, как прозвали в народе этот остров, когда день уже оседал на воду едва заметной дымкой. Пока мы переходили по понтонному мосту, Пол держал меня за руку, словно опасался, что я проскользну между едва скрепленными перекладинами.

"Он все время страхует меня, — думала я, сжимая его теплую ладонь. — А Режиссер заставил бы пробежать бегом или пропрыгать на одной ножке, чтобы я перестала бояться…"

Ни на берегу, ни на острове не было ни души, но в тишине камни так громко захрустели под нашими ногами, что я невольно огляделась — нас было слышно за тридевять земель. Мы перешли заросшую ивами тенистую середину острова, где даже в самый солнцепек было прохладно. На узких листьях зависли тягучие пенистые выделения, похожие на слюну. Капля упала на руку Пола, и он весь передернулся от брезгливости.

— Отвратительно, — с трудом выговорил он, вытираясь платком.

— Это природа, Пол. Она не может быть отвратительной.

Он задумчиво посмотрел на меня и возразил:

— Может. Человек может быть… таким.

Мы вышли к острому мысу. Пол сразу положил пакет с провизией и, не говоря ни слова, пошел к воде. По привычке приподняв лицо, он стоял и смотрел на незаметно опускавшееся солнце, и я вспомнила, что как раз в той стороне находится его милая Англия.

— Ты скучаешь по дому? — спросила я, прижавшись к его плечу.