Если б я не выпила столько вина, то, наверное, сумела бы угадать, что это за предчувствие. Но в голове у меня так приятно и мягко шумело, что сосредоточиться на чем-либо не было ни малейшей возможности.

Режиссер опять улыбнулся:

— Я же сказал вам, что везде свой. Я настолько же англичанин, насколько и француз, и русский…

— Только Бог не имеет национальности, — подражая Полу, сказала я.

Он сдержанно возразил:

— Ну почему же? И дьявол тоже. Кстати, говори мне "ты" — мы же почти ровесники. Ты знаешь, что у тебя жутко перепуганный вид?

— Мой друг вышел позвонить, — призналась я. — Мне действительно без него не по себе. Но скоро он вернется, и я перестану трястись.

Не скрывая презрения, Режиссер переспросил:

— Друг? Разве можно полагаться на друга? Друзья — это такой ненадежный народ.

— На кого же тогда полагаться, если не на друга?

— На себя. Только на себя. Хочешь, я научу тебя, как бороться со страхом?

— Нет! — ответила я почти инстинктивно.

Его смех опять заставил меня поежиться.

— А, ты снова боишься! А ведь избавиться от всего, что тебя мучает, так просто! Надо всего лишь взглянуть в глаза самым страшным вещам. Уверяю тебя, что при ближайшем рассмотрении они окажутся не опаснее мышки.

— Каким же это вещам?

— А вот пойдем!

Он схватил меня за руку и потащил к окну. Я попыталась вырваться, но у Режиссера оказалась поистине железная хватка. Не выпуская меня, он распахнул створки и указал:

— Видишь этот переход? Зубцы по краям довольно широкие, с них трудно сорваться, но до земли далеко. Сейчас мы пройдем по ним, и ты перестанешь бояться высоты.

— Да никогда! — взвизгнула я.

— Сейчас, — жестко сказал Режиссер и, легко подхватив меня, поставил на подоконник.

Я в ужасе оглянулась, но Пола нигде не было видно. "Он бросил меня! — подумала я в панике. — В такой момент!"

— Отпусти меня, пожалуйста, — взмолилась я. — Мне никогда не удержаться на такой высоте. У меня сразу голова закружится.

— Я буду рядом, — заверил Режиссер, но это ничуть меня не ободрило.

— Ты сумасшедший, да?

— Да, конечно. Все великие люди безумны.

Я даже не стала оспаривать его величия. Да я и не сумела бы этого сделать, не видя его фильмов. Зато безумие его казалось очевидным.

— Я позову на помощь!

— О! Это же английский клуб. Здесь никому ни до кого нет дела.

Оглянувшись, я убедилась, что и впрямь никто не обращает на нас внимания. Даже официант проскользнул мимо с видом настолько равнодушным, словно в этом заведении считалось в порядке вещей то, что посетители вскакивают на подоконник. А Пола все не было…

Мной вдруг овладело такое бессилие, что я даже перестала сопротивляться. Режиссер сразу почувствовал это и рывком увлек меня за собой. Мы спрыгнули на крышу перехода, и ветер тут же занялся моим платьем, забираясь под узкий подол. Я содрогнулась, и Режиссер заботливо обнял меня за плечи. Мне показалось, что от его тела веет какой-то горячечной одержимостью. А лица мне опять не удалось разглядеть, потому что пока мы сидели в клубе, совсем стемнело.

— Смелее! — он подтолкнул меня к злополучным зубцам.

— Такой ветрюга! Меня же снесет!

— Я веду тебя против ветра. Если тебя и снесет, то на крышу. Не бойся же!

— Почему я тебя слушаюсь?!

— Потому что тебе надоели обыкновенные люди. И ты боишься сама остаться обыкновенной на всю жизнь… Вот я — не такой, как все. А твой друг наверняка богатенький обыватель.

Я заспорила, защищая Пола, хотя и была обижена на него:

— Вот уж нет! Если хочешь знать, он под бензопилу бросился, защищая лес!

Режиссер надменно хмыкнул:

— А вот это уже глупо… Что он — спас тот лес? Или это принесло ему известность и народную любовь? Ради чего он совал голову в петлю? Просто по дурости?

— Не говори о нем так, пожалуйста!

— Тебе неприятно? Хорошо, не буду. Все равно ведь его нет. Его больше не существует.

— Ты опять?

— А разве ты сама еще не поняла, что для тебя его больше не существует?

— Нет, — я вложила в свой ответ всю возможную твердость.