Шрифт:
Второй спросил: «Зачем бывает конец?»
И вдруг…
Я едва не вскрикнул от внезапно вспыхнувшего ощущения: накопившиеся во мне за последние недели чувства, наконец-то, были готовы вырваться наружу.
«Вот же оно! – догадался я. – Вот оно – начало моей баллады!»
Пассаж…
Аккорд…
Справедливость не поругана, порядок вещей в мире не нарушен, бессилие отошло; наконец-то моя баллада заговорила как надо…
Я прислушался к звукам. Они жадно обменивались между собой мыслями.
Пассаж…
Аккорд…
С упорством одержимого я стал подгонять фразу к фразе, пытаясь отвоевать для моей баллады всё новые и новые рубежи.
Выплеск нарастающего crescendo заполнил комнату, но потом, чуть задумавшись, притормозил, перешёл в diminuendo. Внезапно всё оборвалось несколькими тактами полной тишины.
Я всё ещё слышал дыхание Эстер.
Вспомнил:
Сначала был конец.
Потом начало.
Таинственный миг настал.
Плотину прорвало.
Пассажи…
Аккорды…
Я взглянул на фотографию отца. Сказал:
– Папа, Гейне не ошибался: «То, что отнимает у человека жизнь, возвращает музыка».
Часы показывали полночь.
Лёгкий ветерок – пассаж…
Капли дождя – Staccato…
Потом – дождь…
Внезапно – ливень…
Crescendo беспорядочных звуков – это улицы города уходят под воду.
Судьба – аккорд.
Судьба? – аккорд.
Crescendo – город всплывает – не раз, не два…
Прошлое… Что с ним?
Голова… Что с моей головой?
Я – не я!
Я – не я?
Я поднялся со стула. Выглянув в коридор, спросил:
– Спишь?
Цицерон пошевелился и посмотрел на меня большим круглым глазом.
– Послушать хочешь?
Цицерон хотел.
Я вернулся к пианино.
– Тогда слушай!
Цицерон присел неподалёку.
Пассажи…
Аккорды…
Часы показывали 1:15.
Моя память окрасилась в звуки из прошлого.
3:30.
– Ну, как?
Цицерон поднял голову.
– Рассказываю жизнь мою.
Цицерон напряг уши.
Аккорды…
Glissando…
«Теперь дело оставалось за главным – отыскать верную концовку…»
Вспомнился Гарсиа Маркес и его полковник, которому никто не писал. Вот это был урок! Суть этого рассказа я понял лишь после того, как прочёл последнее слово.
4:40.
Пассаж…
Andante…
– Терпимо?
Цицерон пошевелил хвостом.
– Вот и терпи. Можно жить, если терпеть… Если терпеть, жить можно.
Цицерон посмотрел на меня другим глазом. Тоже большим и тоже круглым.
Я подумал о женщине из Йоханнесбурга, у которой был муж и есть сын, сделанный тем мужем.
5:20.
Пассаж…
Diminuendo…
– Нравится?
Цицерон ни «да» не сказал, ни «нет».
– Эта баллада – моя тайна, и, надеюсь, ты не станешь думать, что боль забавляет, потому что ты… Ты свидетель моей истории. Последний свидетель…
Цицерон закрыл глаза.
– У меня жена и дочь. Жена и дочь – не игрушки из магазина «Детский мир». Их по частям не разберёшь-составишь и, обменяв на другие игрушки, обратно в магазин не возвратишь…
Пассаж…
Cantabile…
Я подумал, что если среди животных встречаются глупые, жестокие и ненасытные, так ведь и среди людей попадаются волки, шакалы и лисицы; но только подонков среди животных не бывает.
Настойчивые звуки allegro вдруг сменились причудливым переходом в andante.
– Ты слышишь, Цицерон, эти звуки? Я извлекаю их из моей памяти, и ты, приятель, попытайся услышать, что они рассказывают про мои старые раны и про женщин, которые позволяют мужчинам чувствовать себя мужчинами. А ещё…
Я мягко дотронулся до клавиши (надавил на клавишу). Вдаль ушёл одинокий звук. Осталась тишина, задумчивая и грозная.
Цицерон открыл глаза.
– Я должен чувствовать себя мужчиной. Я готовил себя… С детства… На всю жизнь…
Моя баллада…
– Ты слышишь, Цицерон, этими звуками я излил себя в ней, дождавшись часа моего освобождения. Моя баллада…
Я вернулся к себе, в мой мир, неизменный и неподдельный. Вот оно – ощущение желанного покоя. Свершилось! Чему не миновать, тому быть… Вот он – вкус победы!