Он покрутил рукоятки, потыкал пальцами в сенсоры.

– Начали! Отставить. Ждать придется не менее пяти минут. Постарайтесь устроиться удобно, чтобы вытерпеть практически без движения. Очень уж тонкая настройка. Начали? Начали!

Настя решила, что эта пытка неизвестностью и неподвижностью будет продолжаться вечно. И когда в приборе Доцента что-то звякнуло, она вздрогнула от неожиданности и едва не разревелась, уверенная, что из-за ее несдержанности все придется начинать сначала.

– Вольно! – устало произнес Серегин. – Замер завершен. Через минуту сообщу точные результаты. Эй, Айболит! Ты чего?

Левченко, смертельно побледневший, с покрытым крупными каплями пота лицом, откинулся на спину и прикрыл глаза.

– Левченко! – забеспокоился в свой черед дядя Сережа.

– У него два ребра сломаны точно, а скорее всего и третье тоже, – сказал стоявший в двух шагах позади Ручей.

– Так какого… ты его не заменил? – сквозь зубы произнес Антон Олегович.

– Они так шустро начали, – хмыкнул Ручей. – И потом он старший по званию, фельдшер к тому же, не мне ему указывать. Может, вам медик нужен был под рукой. А ребра – это не смертельно.

– Не смертельно. Только теперь нашему медику медик требуется, – проворчал Доцент и уткнулся в дисплей своего ящика с приборами.

Ручей и Жгут принялись усаживать Левченко, стараясь не теребить его с левой стороны.

Тут в приборе вновь что-то звякнуло.

– Ну вот. Слушайте точные физические данные. Жив или мертв пациент, решать будете сами. Пульс слабенький-слабенький, кажется, про такой говорят нитевидный. Ну и не частый пульс, один удар через каждые пятьдесят девять целых тридцать пять сотых секунды. Вдох-выдох растягиваются на то же самое время. Собственно говоря, в момент окончания вдоха происходит удар сердца. Понятия не имею, правильно это или нет. Мозг в отличие от этих органов проявляет прямо-таки завидную активность. Не удивлюсь, если Семен меня сейчас слышит. Что еще? Электропроводимость кожи изменяется пульсирующим образом, но с общей тенденцией к понижению. В этом я совсем уже ничего не понимаю, так что хорошо это или нет, прошу не спрашивать. Тут еще куча разных параметров, но толку от них для неспециалистов ноль. А! Тактильно, то есть на ощупь кожа стала очень жесткой, буквально задеревенела. У меня все. Очнулся, Айболит? Слышал?

– Слышал, Доцент. Был не прав. Судя по твоим данным, мы имеем общий паралич в некоей экзотической форме.

– Вот. Если бы дело касалось меня, я бы сказал: невелика разница между нашими диагнозами. Но Семен выкарабкается. Уверен, это у него защитная реакция на действие какого-то яда.

– Да уж, – вдруг глубокомысленно изрек Беркут. – Одно можно сказать точно: заскучать нам здесь не дадут.

– Прекратить разговоры, – спокойно и деловито произнес полковник Ковалев. – Приготовить носилки. Через пять минут начинаем движение в обратном направлении. Наша задача – до наступления темноты вернуться в пещеры. Войцек!

– Я.

– Сил хватит плот провести, а после поднять всех?

– Да.

– Я помогу, – добавила Настя.

– Тогда возвращаемся в пещеры верхнего яруса.

Почему командир отдал приказ возвращаться на Верхний карниз Каньона, в более труднодоступное отсюда место, чем их последний лагерь на нижнем карнизе, никто не переспросил. Привыкли приказы не обсуждать. Да и логика была понятна каждому. Пытаться вновь перейти Каньон с двумя ранеными было бы сумасбродством. Что такое серьезные травмы, каждый знал на личном опыте. Все понимали, что капитану Левченко наверняка потребуется не одна неделя, чтобы залечить сломанные ребра. Сколько времени уйдет на выздоровление у Семена, можно было лишь предполагать.

По прикидкам сезон дождей должен был начаться месяца через полтора. Насколько в это время усложняется жизнь, тоже успели узнать. А значит, следовало позаботиться о запасах продовольствия, которое в Каньоне добыть практически невозможно. А вот на Равнине с этим проблем не было. Там и охота, и рыбалка, и огород, и дрова. Понятно, что за каждым зверем придется побегать. Растительное съедобное тоже необходимо умудриться отыскать, собрать или выкопать. Но все равно – это вам не Каньон! А выбираться на Равнину с Верхнего карниза труда почти не составляет – каких-то сто метров вверх, и готово, большая часть дня может использоваться для дела, а не для скалолазания.

Ну и наконец Верхний их лагерь лучше приспособлен для жизни почти в любом отношении. От безопасности до санитарных условий.

Наверное, не только Настя, но и все остальные если не подумали обо всем этом, то поняли на уровне подсознания. Опять же инстинктивно каждый сейчас стремился уйти подальше от смертельной опасности в самое надежное из известных им мест. Вопрос в том, сколько других смертельных угроз им встретится на этом пути. И насколько эти угрозы будут существенны – последнее происшествие, каким бы кратковременным оно ни было, вымотало всех здорово.

Тем не менее отряд продвигался хорошим темпом. Да и Долина Гейзеров особых трудностей больше не чинила. Несколько раз взметались вверх сильные фонтаны, но на очень большом отдалении. И почти все с наветренной стороны, так что даже облако пыли до них докатилось лишь однажды, став уже жиденьким.

Ну и пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обойти выползший на их дорогу выводок каменных черепашек. Особой опасности они не представляли, были существами почти беззащитными, хрупкими. Пусть и являлись они дальними родственниками камня-хватуна и прыгающих ядер, их легко было раздавить, если случайно наступишь. Но один защитный механизм у них имелся – испугавшись, они пускали струйки «чихательной пыли». Пыль эта висела в воздухе долго, а попав в нос, заставляла чихать несколько минут кряду. Так что сочли правильным обойти их стороной, не дай бог, испугаются.