Вернувшись в камеру, Эрнан Рамиро долго сидел на кровати, обхватив голову руками. Да, вот и закончилось все – борьба за то, чтобы не отдать в грязные лапы фалангистов свое изобретение, мечту всей жизни и его и Анхело Альвареса, результаты многолетнего упорного труда… Он подчинился, отдал все, чтобы спасти от пыток Хуаниту: разве мог Эрнан поступить иначе? Разве осудит его за это Анхело? О Хуанита, откуда у нее такая твердость, она выстояла и ни слова не сказала фалангистам, которые мучили ее, да еще и призвала мужа не сдаваться, – такая всегда тихая, ласковая Хуанита… Зато теперь все позади, всему конец…

Однако это был не конец.

На следующий день Эрнана Рамиро вновь привели на допрос. Следователь враждебно взглянул на него из-под густых бровей и сказал:

— Я вижу, Рамиро, что вы и дальше считаете возможным водить нас за нос.

Эрнан смотрел на него, ничего не понимая. В чем дело? Ведь он сказал все, ничего не скрыл.

— Вы осмелились дать мне неверные сведения о месте тайника чертежей и записей, – продолжал следователь. – Мы перерыли едва ли не весь сад и ничего не нашли.

— Чертежи и записи закопаны под магнолией, как я и сказал вам, – подтвердил Эрнан.

— Не врите! Там ничего нет. Скажете вы, наконец, где вы их спрятали?

— Клянусь, что они там. Я сам закопал их под магнолию! Может, вы в чем-то ошиблись, не там искали…

— Не говорите чепухи, Рамиро! Не вам учить нас искать! Во всем саду не осталось сантиметра не перекопанной земли. Говорите, где чертежи и записи?

Эрнан молчал. Его сжатые пальцы побелели. Что он мог сказать? Теперь он понимал: чертежей и записей нету под магнолией, где он их тогда закопал, потому что Хуанита после его ареста перепрятала их. Это было единственное объяснение. Зачем она сделала это? Неизвестно. Но сказать об этом следователю означало бы подвергнуть ее новым страданиям, новым страшным допросам. И Эрнан молчал.

— Значит, не хотите отвечать? – Угрожающе заметил следователь. – Ну что ж, мы спросим об этом вашу жену, Рамиро.

— Нет! Не делайте этого! Я расскажу все. Я напишу все заново, ничего не скрою! Только оставьте Хуаниту, оставьте!

Однако следователь равнодушно махнул рукой:

— Нам нужны чертежи и записи. Возобновляя, вы можете что-то скрыть. А нам нужно все. Скажете, где вы их спрятали?

Эрнан беспомощно опустил голову. Следователь позвонил.

— Уведите его, – сказал он охранникам. И бросил Эрнану напоследок: – Вы сами виноваты, Рамиро, в том, что мы вынуждены дальше допрашивать вашу жену. Но мы узнаем, обо всем узнаем, уверяю вас!

5. Отчаяние и пустота

О том, что произошло потом, Эрнан Рамиро узнал значительно позже, в концентрационном лагере, куда его в конце концов перевели после года пребывания в тюрьме. Следователь ошибся, он ни о чем не узнал!

Странными, запутанными путями достигают к отрезанным от мира пожизненно заключенным людям вести! Кружным путем – от одного к другому и третьему – путешествуют эти вести, пока не дойдут до того, кто годами ждет их, может, лучше было бы этому человеку совсем не знать ничего, чтобы не разорвалось на куски его сердце, чтобы неописуемая боль не рассекла его душу…

Следователь ошибся. Хуанита не сказала ничего даже на допросе третьей степени, когда ее пытали безжалостные фалангистские звери. Она не выдержала мучений, она умерла во время очередного допроса, шепча побелевшими губами

— Эрнан… Лорхе…

Умер и Анхело Альварес, который еще в следственной тюрьме заболел туберкулезом. Переведенный в концентрационный лагерь, он скончался в течение двух месяцев. А маленький Лорхе?..

После ареста Хуаниты его отдали в детский дом, созданного фалангистской полицией для надлежащего, с ее точки зрения, воспитания детей государственных преступников и пожизненно заключенных. Это воспитание было таким заботливым, что маленький Лорхе, привыкший к ласкам нежной матери, увял от муштры фалангистских опекунов, как хрупкий цветок, лишенный света и влаги. Его не стало через полгода. А впрочем, разве не такой же была судьба подавляющего большинства детей, которые попадали в эти дома?..

Мир, когда-то такой широкий, полный мечтаний, стремлений, смелых порывов и надежд, стал теперь для заключенного номер 467517, бывшего инженера Эрнана Рамиро, пустым. Была колючая проволока лагеря, были стены барака, была бессмысленна работа в каменоломне, которая одурманивала сознание. И больше ничего. Пустота в душе и сердце. Так проходили месяцы, серые, однообразные, так прошел год, полтора. Иногда заключенный номер 467517 невольно вспоминал жестокие, крайне бессердечные слова, которые сказал следователь, сообщая ему о переводе в концентрационный лагерь:

— Вы упрямы, Рамиро. Но не менее упрямы и мы. Вы отказались дать нам нужные сведения. Это ваше дело. Мы могли бы покончить с вами. Но не делаем этого. В концентрационном лагере у вас будет время все хорошо обдумать. Мы не потревожим вас напоминаниями, мы терпеливые. Здравый смысл подскажет вам наконец, что нет резона оказывать дальнейшее сопротивление. Мы сильнее. Сила в наших руках. Лагерь и его каменоломни подтвердят вам это. И когда они помогут вам понять, что лучше подчиниться, сообщите нам. Мы будем ждать, хотя бы это тянулось и десятки лет.