По всей видимости, доктор Глеб Константиныч, бывший муж Людмилы Александровны, получил отставку… Погодите, как же доктор Савин может быть бывшим мужем Людмилы Александровны, если он…

Чудовищная догадка начала вызревать в моем мозгу. Более того, все то разрозненное и, казалось бы, никак не соотносящееся между собой завертелось вокруг одной — центральной — точки и пришло в единообразие. И этим центром был доктор Глеб Константинович Савин. Интуитивно я заподозрила что-то страшное, то, что мне предстояло раскрыть — нет, вскрыть. Никаких ясно оформившихся идей… только предчувствие.

— Ну и мысли у вас, Юлия Сергеевна… — ошеломленно пробормотала я. — Прямо-таки остров доктора Моро какой-то…

Тем временем Сергей Клейменов и Савина сели в серебристый джип «Мерседес», и машина медленно тронулась, выруливая со стоянки перед офисом. Вторая машина немного замешкалась, а я, воспользовавшись этим, навернулась прямо перед автомобилем. «Опель» едва не врезался в меня, я услышала, как распахнулась дверь, а потом над моим ухом рявкнул знакомый голос:

— Опять эта старуха, бля! Пристрелить тебя, что ли! Ты гля, Витек, снова эта сука тут трется!

Из второй двери выглянул боксер.

— Ну ты чё, мать, — сказал он, — под колеса-то лезешь? Шла бы ты домой.

— Ага, ага, — бормотала я, барахтаясь на снегу и делая вид, что никак не могу встать. На самом деле я вынимала автомат.

— Помоги бабке, Димон, — сказал боксер Витек, — а то она до утра тут кувыркаться будет. Людмила нам по рогам настучит.

Грубиян Димон схватил меня за шкирку, тряхнул и легко поставил на ноги. И едва сам не упал, потому что увидел в моих руках автомат, дуло которого было приставлено к его животу.

— Только тихо, — произнесла я негромко, но внятно, — не шуми. Тебя машина шефини ждет, нельзя терять времени.

— Ну что ты там встал? — сказал боксер.

Димон повернулся, а потом, решив, что сумеет обезоружить меня, ударил по моей руке.

Я не раздумывала: Дима тут же получил очередь в брюхо, согнулся и, пройдя два метра, упал в кустарник. Еще до его падения я направила автомат на Витька и сказала:

— Теперь ты! Садись за руль.

— Ты… кто? — выдавил он с отвисшей челюстью.

— Пока я буду рассказывать тебе мою биографию, ты на тот свет пять раз отправиться успеешь, — огрызнулась я. — Садись за руль!

Он перевел взгляд с меня на неподвижно лежащего в кустах Димона и полез в салон. В этот момент прострекотал телефон, Витек снял трубку, и я, наклонившись к трубке, услышала рассерженный женский голос:

— Что вы там копаетесь? Мы уже из арки выехали! Через пятнадцать секунд чтобы догнал!

— Людмила Санна, я… — начал было Витек, растерянно посмотрев на меня, но, к его и к моему облегчению, хозяйка бросила трубку.

— Слышишь? — проговорила я. — Пятнадцать… нет, уже тринадцать секунд!

И я сорвала с головы платок и швырнула рядом с собой…

— Ты, значит, та самая Максимова будешь? — угрюмо спросил он, косясь на меня в стекло заднего вида.

— А как ты догадался?

— Да что тут догадываться… похоронили тебя уже. Сегодня я слышал, как про тебя Людмила Александровна говорила: дескать, земля ей пухом, Юлии Сергеевне.

— Что ж ты хозяйку-то выдаешь?

Витек свернул вслед за маячившей в пятидесяти метрах от нас машине с Сергеем Клейменовым и Савиной и произнес:

— А что я такого сказал? Наверно, тебе самой многое известно, если такое вытворяешь… Димку положила.

— Мне? Ты говоришь о том, известно ли мне, что Виктора Сергеевича положили по заказу Савиной? — произнесла я. — Да, известно. Из первых уст, так сказать.

— Из первых? От Бурмистрова, что ли?

— Ты что-то разоткровенничался, братец, — протянула я.

— А что — разоткровенничался? — отозвался он. — Я все это тебе говорю — все равно как в темный омут. Ты уже не жилица на этом свете, понимаешь? И нет разницы, положишь ли ты еще с полдесятка наших ребят или от первой же очереди загнешься. Ты влезла в страшное и черное дело. Я сам вляпался без надежды на то, что вылезу. А ты, Юля… ты, Юля, даже представить себе не можешь, в какую жуть ты влезла. Значит, у тебя есть версии по поводу того, кто и каким образом убил Виктора Сергеевича? И ты думаешь, что они могут оказаться верными?

Для охранника он оказался слишком многословен. Но, надо сказать, впечатление своей речью он умел производить.

— Версии? — произнесла я. — Да, у меня есть версии.

— Так вот: засунь их себе в одно место. Потому что все твои версии — ерунда. На самом деле все не так и все куда хуже. Нет ничего страшнее истины, — окончательно сбившись на философский лад, проговорил он. — И то, что ты сняла Димка, это так и должно быть. Меня ничто уже не удивляет. Мы все — не жильцы. Вы с ним в какой-то степени квиты. Он убил того парня, который тебя подставил… ну, этого «старичка» с электрошокером…