— Эй, бабка! — услышала я за спиной. — Этот подъезд пустой. Выселен он. Куда ты поперлась, старая клюшка?

— Ась?

— Выселен подъезд, говорю тебе, жаба! — уже повысил голос он.

— Чегось, сынок? Не слышу я.

— Вот глухая кикимора! Ну и иди… сломай там свою безмозглую башку, если совсем из ума выжила! — сердито проговорил он и отвернулся.

— А, время? — прокудахтала я. — Нетути часов у меня, сынок. Нету.

И тут же одернула себя, потому что едва не задохнулась от приступа накатившего на меня нервного смеха. Не стоит переигрывать.

Я поднялась на второй этаж и начала осмотр квартирных дверей именно с него. Судя по всему, капитан Сенников, ныне покойный, в самом деле не видел никакого старика. Вряд ли бы он стал врать в то время, как Бурмистров пускался в такие опасные откровения.

Значит, этот «старик» ушел через одну из квартир, окно которой выходит на крышу соседнего дома. Я уже смотрела: расстояние между домами было два — два с половиной метра. Тренированный человек играючи преодолеет такое препятствие.

…Уже на второй осмотренной двери я наткнулась на то, что искала: лист древесно-волокнистой плиты, которым была забита дверь, был надорван. Надрыв был искусно замаскирован планкой. Сработано было грамотно, ничего не скажешь.

Я потянула на себя дверь: она была заперта. Вероятно, сюда вернулись уже после известных трагических событий, заперли ее, а ключ выбросили. Или оставили где-то здесь.

Последняя догадка оказалась верной — большой ключ лежал в одной из трещин в рассохшемся полу. Я не без труда вытащила его оттуда.

Замок щелкнул и открылся — и в нос мне ударил запах, который я не могла спутать ни с одним другим. Это был запах мертвечины, запах разлагающегося тела.

…В доме было очень холодно, так что тело было не так тронуто тлением, как следовало ожидать от трупа полуторанедельной давности.

Так что я сразу признала в нем того «старика». Он лежал на боку, подломив под себя ноги и далеко выкинув вперед руку с зажатым в ней зонтиком. Я склонилась над ним: тот, кто подставил меня, был застрелен с расстояния метров в пять, не более. Пуля вошла точно между глаз. Не было нужды долго гадать, откуда именно стреляли: конечно же, с крыши соседнего дома, находившейся как раз на уровне окна этой квартиры.

Я подобрала зонтик и осмотрела его: на самом кончике было устройство, по виду аналогичное тому, которое есть в домашних пьезозажигалках. Только несравненно более мощное. Вот чем ткнули меня в бок.

Я быстро обыскала труп и убедилась, что ничего удостоверяющего личность при нем нет. Странно только, что те, кто его убил, оставили этот самый электрозонтик. Да и сам труп могли бы убрать.

Да, здесь больше делать нечего. Я вышла из квартиры, тщательно заперла дверь и бросила ключ в прежнюю расщелину в рассохшемся полу.

Через пять минут я бестолково тыкалась в двери охранного агентства «Центурион». Голос из переговорного устройства рявкнул:

— Что вам нужно?

— Это… это промтоварный магазин? — пробулькала я. — Что, на перерыв закрыто?

Ответить мне не успели, равно как и я не успела подумать о том, что мне делать дальше. Тяжелая дверь офиса охранного агентства распахнулась, и оттуда прямо на меня, едва не сбив с ног, вышли двое: один — тот самый, что стоял у подъезда, второй — смутно знакомый верзила с физиономией боксера, то есть бугристой, со скошенным и приплюснутым носом и прижатыми к голове ушами.

— А, бабка, ты уже здесь ошиваешься? На тебе, и вали отсюда! — и первый сунул мне сторублевую купюру.

Я подслеповато потыкалась в нее, а амбал, не обращая на меня ни малейшего внимания, сказал своему коллеге по работе:

— Людмила вечером поедет… так что будь.

— Во сколько?

Я насторожила слух.

— В восемь. За город поедет… ну, туда. С Сергеичем.

С каким это еще Сергеичем, подумала я. Уже не с тем ли Сергеем Сергеевичем, братом покойного вице-губернатора, о приезде которого говорил мне Глеб? Тогда Людмилу Александровну можно только поздравить с тем, как быстро она сняла траур по убитому мужу.

…Да, то, что я только что услышала, — это большая удача! Кажется, наконец-то фортуна начинает поворачиваться ко мне лицом, потому как та часть тела, которой она была обращена ко мне до этого момента, иначе чем задницей не назовешь.

Размышляя таким образом, я едва не столкнулась со старичком с собачкой. По всей видимости, тем самым глухим, о котором упоминал в СИЗО генерал Зубарев: «…гражданин Гусев Дмитрий Дмитриевич, двадцать пятого года рождения, глухой на оба уха». Я невольно попятилась, потому как с некоторых пор все старички в этом дворе вызывали у меня обоснованные подозрения, но он только беззубо улыбнулся и пошел дальше, в свою очередь, едва не натолкнувшись на стоящих возле джипа «центурионовских» парней.

До меня донесся взрыв ругани, а потом тот самый агрессивный хлопец, что шугал меня от подъезда, начал выговаривать старику: