Крюков Михаил Григорьевич
Шрифт:
Третья схватка, уже 1/8….
Не, ну это цирк! Против меня выходит второкурсник – чемпион Башкирии по боксу… Глаза дикие, испуганно смотрит на свои кулаки без перчаток, что делать, не знает… Кружимся, причём он пытается ещё и семенить ногами – Мохамад Али, блин! Это ж не ринг! Пытаюсь поймать его руку, получаю хорошую двоечку – печень, челюсть! Падаю на колени, хватаю его за ноги и с криком: "Ах ты, пидор!!!" роняю его на пол, причём он лежит на полу и как каждый нормальный боксер переворачивается ко мне лицом, кулаки прижаты к подбородку… Естественно, лопатки плотно прижаты к татами… Победа, блин!
Судья уважительно глядя на меня:
– Неплохо, неплохо… и бросок, и скрутка, и удержание… Делаете успехи, молодой человек! Хорошая техника!
Матерюсь про себя… Жду, что дальше… Ага, и нас осталось восемь…
1/4 финала… Техническая победа! Соперник отказался от боя!!! Правильно отказался…
В 1/8 свели в паре каратиста и кикбоксёра… Ну, те и устроили гладиаторский бой грека и римлянина… У кика башка оказалась крепче, победу засчитали ему… Но выходить на схватку против меня с разбитыми яйцами ему не хотелось…
Перед полуфиналом…
Подходит противник, садится рядом:
– Слышь, брат, у меня там родители приехали на КПП, проездом… У них поезд через три часа… Помоги, а?
– Как???
– Ну мотни меня как–нить, я типа захромаю, ну и…
– …Ладно, выйдем на схватку – правую руку вперёд и подпрыгни!
– Бросок через бедро?
– Ага!
– Понял! Спасибо, брат! С меня причитается…
Через три минуты радостный и счастливый убегает на КПП…
Финал.
Вокруг меня свита моих более удачливых однокурсников, которым повезло вылететь раньше…
–Блин! Во ты попал, парень! Там против тебя кмс по греко–римской… Зверь парень! Рустику руку сломал в 1/16…
– Слышь, пацаны, скажите ему, чтоб он башню не ронял, я и так спокойно бой солью, мне это счастье даром не надо…
– Ага, ща поговорим… Слышь, он какой–то упертый, говорит, в договорные игры не играет, тут типа спорт мужчин, и девкам тут делать нечего!
– Блиииииинннннн!
Финал…
Так, главное спокойно, держи дистанцию, не подпускай его к себе, убьёт… Пару минут уговариваю себя и танцую рядом с бешеным борцом… Откуда–то сбоку:
– Активней на ковре!
Ага, щас! У меня здоровье–то одно… Ну ладно, пожалуйста, нежненько, захват, бросок, лечу!
– Сука!!!! Болевой–то на фига!!! Я ж сдавался уже…
И тут проснулись рефлексы, маму их… Наотмашь пальцем в глаз, а… расслабился, тварь! Мизинец правой руки на залом, держи болевой, гадёныш! Захват за левое яйцо! Бросок через плечо! Ух ты, оно еще и летать, оказывается, умеет! Фиксирую чье–то мясо на ковре! Победа!!! Чемпион!!! Ура!!!
З.Ы. через час после окончания узнал, что чемпион (т.е. я) с позором дисквалифицирован за грубость и неспортивное поведение! Ну и правильно! В гробу я видел эту спартакиаду среди… А, какая разница…
Вдруг там настоящие борцы будут… Позору не оберешься… Мы ж честно предупреждали, мы ж не борцы, мы рукопашники, мы ж тока бить умеем!
Филиппыч Твой выход, курсант
Пятница. Вечер. Любимое время у курсанта. Только что сходили в баню, смыли с себя всю грязь и пот, въевшиеся за неделю лагерной жизни. Завтра после обеда – увольнение. Можно будет сходить в город. Или просто поспать. А сейчас – сидим в клубе. Смотрим кино. Уже близок конец, но сюжет закручен так, что ещё ничего не ясно. Пятьсот молодых загоревших ребят смотрят, затаив дыхание – что будет?
– Четвертый курс, на выход!
Нет, дежурного по клубу, прокричавшего эту фразу, убивать не хочется. Он ни при чем. Он просто рупор. Железка. Как матюгальник на столбе. Выходим. Остающиеся сочувственно молчат и провожают взглядами, ни одного смешка или шуточки – завтра на нашем месте может быть любой. Команда строиться. Становимся. Перед строем – начальник курса, подполковник Евсеев. 78 пар глаз – глаза в глаза – ненависть. Нет, не так – НЕНАВИСТЬ. Как только асфальт под ним не плавится? Не понимаю.
Командует тихо, еле слышно. Напра… во. Бего-о-о-м… арш. Знает, что его голос услышат все, даже Мячиков – самый маленький, последний курсант на фланге. Не посмеют не услышать. Бежим к палаткам, надеваем снаряжение. Снова строимся. Евсеев проверяет вещмешки. Подходит к Кольке. Брезгливо смотрит на маленький обмылок в его мыльнице. Ещё вчера Колька гордился своей хитростью – положил обмылок, и мешок стал на 100 грамм легче. Сейчас, похоже, он об этом уже жалеет.
– Товарищ курсант, вы бы ещё надувное мыло себе положили, – подполковник подходит к Кольке и снимает у него с пояса сапёрную лопатку. Через секунду Колькин мешок становится тяжелее на два килограмма жирной болотной питерской глины. Сыплет прямо сверху, на чистое белье, подворотнички… Вот, так лучше. Вес снова нормальный. Лопатку отдаёт, отходит. – Напра… во. Бего-о-о-м… Арш.