— При чем тут Гори? От станции Зестафони до Чиатуры тридцать-сорок километров. Нам нужно добираться до Зестафони.

Через несколько дней Сумцов и Володин встретились в Чиатуре с Гурновым. Тот устроился в квартире на окраине городка.

— Доложу в «Цеппелин» о вашем прибытии, — коротко сказал Гурнов. — Жить будете со мною.

— Хозяева где?

— В селе, у родственников. Здесь тихо и безопасно.

— А рация где? — поинтересовался Марк.

— В надежном месте.

— Но моя ведь тоже в строю. Исправная. Могу работать…

— Замри! Придет время — понадобится, — Гурнов осадил пыл Марка.

Шли дни… Гурнов получил радиограмму «Цеппелина»: «В ближайшее время в район вашего пребывания будет направлена специальная группа сотрудников «Цеппелина» в количестве семи человек. Подберите наиболее удачное место для высадки. Сообщите координаты. Да поможет вам Бог!»

Сумцов и Гурнов изучили окрестности Чиатуры. Подобрали площадку недалеко от опушки леса. Гурнов сообщил ее координаты в «Цеппелин».

Марк пытался давать Гурнову какие-то указания, но, услышав от него: «Не учи утку нырять», примолк.

Седьмого июля 1944 года «Цеппелин» сообщил:

«Ждите группу в ночь на 9 июля. Пароль «Привет от наших общих друзей». Отзыв: «Давно ждем».

На следующий день в ожидании агентов «Цеппелина» троица — Сумцов, Гурнов и Володин — не маялась от безделья, а испытывала душевное напряжение — ведь неизвестно, как пройдет высадка группы «Цеппелина». Встреча с ними… С сотрудниками НКВД…

— Елкин, сходи насчет шамовки. Надо ведь порубать, — Марк обратился к Константину.

— По-русски можешь говорить? Надоел твой уголовный жаргон. И, между прочим, я есть не хочу.

— А я хочу, — заявил Володин. — Иди!

Сумцову на самом деле не хотелось еды. Нервное напряжение накануне высадки вражеской группы не способствовало аппетиту. И еще он подумал о том, что возможное ранение в полный живот переносить тяжелее… Не исключал огневого контакта с диверсантами. Перестрелку…

Через час, вернувшись с продуктами, Сумцов встретил растерянного Гурнова.

— У нас несчастье… — Было заметно, нервы его напряжены до предела.

— Что такое?

— Марк упал… споткнулся… Ударился головой. — Константин посмотрел на кровать. Там под простыней с проступавшими пятнами крови угадывалось тело лежащего.

— Спит?

— Вечным сном.

Наступило тягостное молчание. Гурнов волновался, не зная, какой реакции на случившееся ожидать от Елкина. А Сумцов подумал о том, что нужно открыться Гурнову. Это будет полезно для предстоящих дел. Глянув в сторону кровати с Марком, бодро произнес:

— Он уже не проснется… Не встанет! И это слишком замечательно, чтобы быть правдой. Так-то, Аркадий Григорьевич!

Гурнова не так поразила реакция Елкина на смерть Марка, как произнесенное им «Аркадий Григорьевич». Его настоящее отчество знали только в «Цеппелине» и еще в СМЕРШе. Немецкий агент Елкин его знать не мог. Изменившись в лице, Гурнов, не скрывая волнения, тихо произнес:

— Я не Григорьевич… Петрович я.

— Не отказывайся от отца Григория. Не надо, — убежденно заговорил Сумцов. — Раскрою тебе секрет — я лейтенант госбезопасности, и зовут меня Константин.

— Так, стало быть, ты… — внезапно осипшим голосом произнес Гурнов, он же Щербань.

— Да, да!

— Я иногда подумывал об этом. Но думал — фантазирую. Во всяком случае, хотел, чтобы так было…

— Почему?

— Понравился ты мне. И еще всегда хочется верить тому, чему хочется.

— Ладно. Расскажи, как на самом деле было с этим Марком.

— Наставил на меня пистолет с криком: «Вот я тебя и расколол, энкавэдист!» Ну, я и приложил утюжок к голове гада…

«Да, повторяется Марк со своей патологической недоверчивостью… Точнее, повторялся… У него какое-то звериное чутье. Ведь основания сомневаться в верности немцам меня и Гурнова у него были…» — подумал Константин, сказал:

— Успокоил ты гада — это хорошо. Он нам уже и не нужен был. Что скажем «Цеппелину»?

— В больнице… Сломал ногу…

— Ладно, придумаем что-нибудь убедительное. Сколько еще таких гнусных Марков на нашей многострадальной земле… — заключил Константин.