— Вы издеваетесь над меньшинством, — сказал Далей, когда немного успокоился. — Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы...

Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей.

На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками.

В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: «Осторожно! Расступись!..» Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю — это падал очередной подрубленный гигант.

Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи.

Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным — пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные...

Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством.

— Смотри! — крикнул Фредди. — Вон падает последнее дерево. Тринадцатое!

— Опять ты со своими числами, Фредди, — сказал Гомер. — Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена.

Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?..

Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было — никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать сюльшие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого — общий налог достиг такой-то суммы.

Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят.

— Пять тысяч двести пятьдесят, — сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... — безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей.

— Пять тысяч двести пятьдесят одна, — сказал ювелир и снова поставил палочку. — Пять тысяч двести пятьдесят две...

— Минуточку! — воскликнул заведующий банком. — Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов!

— А сколько еще зерен остается! — сказал дядюшка Одиссей. — Куда больше, чем сосчитано!

— Да, — произнес ювелир. — Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога.

— Шиш с маслом! — закричал Далей Дунер. — Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите!

Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол.

— Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью.

— Постой! — закричал ему дядюшка Одиссей. — А что нам делать с твоими семенами?

— Можете подавиться ими! — раздалось в ответ с улицы.

Глава 8. «ИЕЩЕБОЛЕЕ»

Лучи послеполуденного солнца добрались до витрины кафе дядюшки Одиссея и через нее проникли в небольшой зал, где сразу засверкали на металлической облицовке знаменитого пончикового автомата.

Солнечные зайчики скакнули прямо в глаза самого хозяина, который удобно пристроился у себя за прилавком и вел неторопливую беседу с шерифом и судьей.

Дядюшка Одиссей поморгал глазами, прогнал солнечных зайчиков и подумал:

«Надо бы встать, выйти да опустить навес над витриной». Но он не двинулся с места и подумал еще:

«А лучше всего приладить бы моторчик: нажал кнопку под прилавком, и пожалуйста, не надо никуда ходить и дергать за верёвку».

Потом он смачно зевнул и.. немного подвинулся на стуле, чтобы окончательно отогнать солнечных зайчиков.

— Нажал кнопку, и все, — повторил он вслух свою мысль и сделал это так громко и неожиданно, что перепугал и судью и шерифа.

— Что нажать? — спросил Гомер. Он вытирал-в- это время прилавок.

— А? Чего? — встрепенулся дядюшка Одиссей. — Послушай, Гомер, будь хорошим мальчиком, опусти, пожалуйста, тент.

— Хорошо, дядюшка Одиссей, — ответил Гомер, смахнул кусочки хлеба с прилавка в передник, вышел за дверь и вытряхнул их на мостовую.

Он поглядел, как на хлеб набросились голуби с городской ратуши, а потом шагнул на тротуар и опустил тент над витриной и входом в кафе.