— А почему только раз?

— Потому что перенос требует слишком много сил. Потом понадобится несколько лет, чтобы перстню скопить новые силы. — Дарей встал. — А теперь надо прибраться. Вряд ли хозяин этого дома обрадуется незваным гостям.

Чародей щелкнул пальцами и прошептал заклинание очищения, уничтожившего все следы проделанной работы. Потом мужчины вернулись ко входу, где так же лежал сумеречный пес. Он покосился на Дарея и воина, но только вздохнул и закрыл глаза. Шукля все так же был в обмороке, но почему-то хвост его застучал по полу.

— Ах, ты притвора, — тихо засмеялся Радмир, и пес вернулся в сознание, преданно глядя на мужчину. — Пойдем уже, смельчак ты наш.

Он потрепал пса и вышел на улицу. Дарей закрыл за ними дверь, вернул охранные заклинания и, отойдя от дома Вышегора, снял купол невидимости. На улице по прежнему не было ни души, только где-то недалеко стучали каблуки городской стражи, делавшей обход. Мужчины молча направились в сторону купеческого дома. Шукля бежал впереди, порыкивая на случайные тени.

Следующие два дня путники ехали без долгих остановок, избегая селений и городов. «У них вечно работа найдется, а потом целые дни теряешь», — объяснял Дарей свое нежелание останавливаться в людных местах, и Белава с ним соглашалась. Ее перстень теперь сиял насыщенным зеленым цветом, после того, как Радмир соединил их кольца в рукопожатии. Учитель коротко пояснил, что внес изменения в перстни. Раз изменил, стало быть так надо было, и девушка особо не выспрашивала. Она бросала на воина осторожные взгляды, и если тот ловил их, то весело подмигивал чародейке, и девушка прятала улыбку. Дарей ничего не замечал или только делал вид, что не замечает, но факт оставался фактом, чародей ни разу не покачал головой и не выразил своего неодобрения странноватому поведению помолвленной ученицы.

Ближе к вечеру второго дня прилетела бабочка, закружив вокруг Дарея. Он протянул руку, и бабочка опустилась ему на ладонь сложенной грамоткой. Чародей развернул ее и начал читать. Чело его нахмурилось, и учитель смял грамотку в кулаке.

— Что случилось, друже? — спросил Радмир.

— Вестник от Лихого, — чародей снова разгладил листок и начал читать. — «Долгия лета тебе, батюшка чародей. Прими очередной мой доклад. Два дня назад засверкал твой амулет. Пошел я по Полянску, и привел меня амулет к той махине огромной, что стоит теперь подле царского дворца. Потом полыхнул амулет и развалился на многия части. В тот же день пропали трое моих людей. Искали мы их и не найти было. Тревога гложет мне душеньку, батюшка чародей, знали они о твоем скором приезде. Будь осторожен, батюшка, потому как даже без амулета чувствую я силу в царстве, где силы волшебной быть не могет. Как прибудешь в Полянск, пошли мне весточку, потому как хоронимся мы теперь пуще прежнего». — Дарей закончил, и посмотрел на воина. — Что скажешь, друже?

— Как-то все это плохо выглядит, — задумчиво отозвался Радмир, потом бросил взгляд на внимательно слушающую их Белаву. — Может все же схоронить ее?

— Нет! — возмущенно крикнула девушка. — Даже не думайте. Я из Нижнего Мира вас найду. Там сродников моих мучают, а я хоронись? Нет, нет и нет!

— К сожалению, она права, — вздохнул чародей. — Найдет, догонит и обязательно вляпается в нехорошую историю. — потом повернулся к ученице. — Ты хоть понимаешь, как опасна для тебя может быть Поляния, горе ты мое?

— Не опасней жертвенного алтаря в Черной Пустоши, — буркнула Белава, и оба мужчины поежились, вспомнив ту сумасшедшую ночь, когда неслись к старому капищу за мечом-змейкой, кинувшимся на поиски своей пропавшей хозяйки. — Мне нигде не безопасно, если кто-то учует мою силу жизни. Тем более мы не знаем, кто это и что за волшбу он использует. Мастер, вы сами все это говорили.

— Говорил, — согласился Дарей. — Но попытаться следовало.

— Ты хотя бы на людей не кидайся, а то еще по Полянии за тобой толпа мужиков понесется, — засмеялся Радмир. — Обмани всех, что добрая девица-красавица, скромная и молчаливая.

— Нет, я ему все-таки в рожу-то вцеплюсь, — проворчала Белава и весело засмеялась.

Чародей покачал головой, но заметно расслабился. Впрочем, в разговор ученицы и воина он не вмешивался, продолжая обдумывать новости. Радмир же заливался соловьем, рассказывая байки, заставляя Белаву хохотать до слез. Девушка в какой-то момент взглянула в глаза мужчине, и смех застрял где-то в горле. Глаза воина не смеялись, совершенно. Там скорее была темная ночь. Белава пригляделась к нему, мужчина улыбнулся, и она вспыхнула.

— Что ты? — спросил он.

— Я не маленькая, — воскликнула она. — И я не боюсь! Зачем скоморошничаешь, коль самому не весело?

— Потому что я боюсь, — тихо ответил Радмир.

— Ты? Боишься? — Белава вздернула подбородок и приготовилась съязвить, но осеклась и опустила глаза. Потом снова посмотрела на него и сказала так же тихо, — Все будет хорошо, правда.

Он снова улыбнулся, и дальше все трое ехали молча. После полудня прилетел еще один вестник, более изящная бабочка. Дарей развернул, вчитался и даже улыбнулся. Вестник был от Бермяты. Он рассказал, что царь его предупреждение услышал, и к границе с Полянией выдвигается чародейская дружина. Так же сообщил, что последний чародей жизненной силы все еще в Семиречье. Дарей тут же написал ответ и отправил обратно. Белава проследила за полетом чародеева вестника и задумалась. Дружина царских чародеев… Дружина царских чародеев! Как же она мечтала когда-нибудь оказаться в этой дружине! И если бы не упрямство матушки, может быть она бы уже была там… Эх, матушка…