— Я подумаю, — кивнул Антон.

— Подумайте. Интуиция мне подсказывает, что от этих людей может исходить опасность, — предостерегла я его.

В комнату заглянул Дмитрий Иванович.

— Что, Женя, готовы прокатиться до склада?

— Всегда готова! — отсалютовала я.

— Короче, отец, новую дверь приедут ставить вечером, впустишь их, — сказал антиквару Антон, собираясь уходить. — Я быть не смогу. У меня дела.

— Не волнуйся. С дверью я разберусь сам, — пообещал Дмитрий Иванович, провожая сына к выходу.

Я бодро зашагала следом. Деньги приятно оттягивали боковой карман тонкой белой жилетки из льна, расшитой легким растительным орнаментом. Уходя, я взяла с собой солнцезащитные очки и белую бейсболку, потому что день стоял необычайно солнечный. По дороге на склад я предложила Дмитрию Ивановичу заехать в магазин, но он наотрез отказался. Заявив, что рядом со складом есть отличное кафе и мы еще сумеем зайти туда до приезда реставратора.

Кафе оказалось обычной заводской столовкой в здании заводоуправления, где находилось арендованное антикваром помещение. Осмотрев его, я хотела отказаться от приема пищи в подобном сомнительном заведении, однако мой желудок на сей счет имел иное мнение. От запахов готовящейся на кухне еды он заворчал так, что услышала буфетчица.

— Вижу, вы не прочь перекусить, — сказала она, улыбнувшись мне из-за подноса с жареными пирожками. — Я даже слышу это, — буфетчица хихикнула и извинилась за свое поведение.

— С чем у вас пирожки? — решилась я на отчаянный шаг.

— С картошкой, с мясом, с повидлом, — ответила буфетчица, заглядывая в меню, — еще с луком с яйцом.

— Давайте один с картошкой, один с луком с яйцом, один с повидлом, пакетик кофе, стакан кипятка и пачку «Винстона», — перечислила я свой заказ. — А вы ничего не будете? — повернулась я к маячившему за спиной Дмитрию Ивановичу.

— Вы что, угощаете? — улыбаясь, спросил он.

— Нет, оплатите свой заказ сами, — бросила я возмущенно.

— Тогда ничего не надо. Я дома селедочки поем.

— Только вот про это не надо, — взмолилась я. — А то мне пирожки в горло не полезут.

Поскольку в просторном зале столовой все столики еще были пустыми, мы выбрали место у двери, чтобы наблюдать за коридором, по которому должен пройти реставратор Дмитрия Ивановича.

— Сделайте милость, поделитесь со мной своими соображениями по поводу того, откуда бандиты узнали про миллионы в вашей квартире, — попросила я антиквара, прикончив первый пирожок. — Вы что, кому-нибудь говорили о сейфе, о драгоценностях?

— Нет. Что я, идиот! — воскликнул обиженно Дмитрий Иванович. — Наверно они просто очень долго готовились, отслеживали клиентов, наблюдали за квартирой. Слежку-то я заметил только после убийства Толика, а до этого жил довольно беззаботной жизнью, полагая, что принимаемых мной мер безопасности достаточно. Я никогда не выпячивал свое богатство, дела вел осторожно. Не понимаю, как они прознали? Или, может, они только догадывались о наличии у меня больших сумм.

— Не знаю, но готовились они основательно, — сказала я, принимаясь за второй пирожок.

— Что, пирожки вкусные? — спросил Дмитрий Иванович, следя за мной голодными глазами.

— Угу, просто неземной вкус, — проговорила я с набитым ртом.

— А говорят, что жареное вредно для фигуры, особенно девушкам, — заметил антиквар, проглатывая слюну.

— А тухлая селедка вообще может вызвать отравление, — ответила я, хватаясь за пирожок с повидлом.

— О чем вы говорите! — воскликнул антиквар и внезапно схватился за живот. — Ой, что-то мне нехорошо.

— Вот об этом я и говорю, — кивнула я, размешивая кофе в стакане. — Питаетесь черт знает чем, а потом ноете, что живот болит, печень пошаливает.

— Селедка была нормальная, — выкрикнул он и помчался туалет.

Допив кофе, я вышла коридор покурить.

Седой маленький старичок в серой затертой вельветовой рубашке, замызганных брюках и рваных сандалиях проходил контроль на проходной у вертушки. Охранник с озадаченным видом рассматривал содержимое саквояжа старика, сделанного, наверное, еще из кожи свежеубитого мамонта и теперь заношенного до такой степени, что саквояж готов был в любую секунду расползтись под тяжестью поклажи.

— Одна лупа большая, одна лупа маленькая, — диктовал охранник своей помощнице. — Это что за хрень? — показал он старичку железку с ручкой. — Заточка, что ли?

— Нет, это скребок, — возразил хозяин саквояжа и тяжело вздохнул, будто нес на плечах всю тяжесть людских грехов целого мира. Вид у старичка был настолько жалостливый, что выставь его на паперть — озолотится вмиг.

— Так, пинцеты кривые, три штуки. Банка с чем? — Он осторожно открыл ее и понюхал содержимое. — В общем, банка с клеем емкостью двести миллилитров, ветошь из старых фланелевых рубашек, бутылка жидкости розового цвета, по запаху — спирт этиловый.