— Я спать хочу, — жалобно проговорила я, уткнувшись лицом в подушку.

— Ухожу, — проворчал антиквар и предупредил: — Учтите, у меня очень чуткий слух.

— Учту, — прошептала я с закрытыми глазами.

Свет погас. Звук шагов антиквара затих, и я провалилась в сон.

Утром, не теряя времени, я приступила к проверке конкурентов Дмитрия Ивановича. После скудного завтрака из магазинных пельменей с двумя чашками экспрессо, я села за телефон.

Салов отозвался сразу. Я сказала ему все, что советовал Дмитрий Иванович. Антиквар клюнул на наживку, предложил встретиться через час у него дома. У Илюмжинова со мной разговаривал автоответчик. Я оставила номер своего сотового и взялась за директора школы искусств. Но его дома не оказалось. Трубку взяла мать. Женщина пообещала передать сыну, что я звонила.

С Головановым у меня возникли проблемы. Я только успела представиться, как Богдан Иванович понес меня последними словами. Ко мне он обращался почему-то во множественном числе, кричал, что на «нас» найдет управу. Обещал дойти до обкома партии. На мои вялые попытки заговорить он реагировал с яростью быка, атакующего красную тряпку. Я отняла от уха трубку и дала послушать Дмитрию Ивановичу.

— Все, крышу снесло, — дал свое заключение антиквар, счастливо улыбаясь, — недолго ему теперь осталось. Найдутся родственнички, которые сбагрят его в дом престарелых, а коллекцию попросту растащат.

Сказав последнее, Дмитрий Иванович крепко задумался. Улыбка медленно сползла с его лица, и он внезапно рванулся в кабинет. Вначале я не поняла его поведения, но потом, увидев старика, спешащего с записной книжкой к телефону, поняла. Дмитрий Иванович боится, что коллекцию Голованова растащат без его участия. Дрожащими от возбуждения пальцами, он кое-как набрал номер, прислушался.

— Вера Васильевна, это Дмитрий Кострюк, да, да, — затараторил антиквар внезапно в трубку. — Нет, у меня есть совесть, я просто хотел спросить, не знаешь ли ты телефон дочери Голованова. Мне надо с ней срочно поговорить. Нет, я не собираюсь ее объегоривать.

Я чувствовала себя лишней при этом разговоре, поэтому я сказала, что отправляюсь на встречу с Саловым.

— Идите, идите, — обрадовался Дмитрий Иванович и едва не самолично вытолкал меня за порог.

Я вышла из подъезда. Ценная икона покоилась у меня в сумочке. В утреннем небе счастливо щебетали птицы, радуясь небольшому похолоданию, произошедшему за ночь. Я посмотрела в небо — дождь сегодня не исключается.

«Фольксваген» дожидался меня на стоянке у супермаркета, но до него я не дошла. Мое внимание сразу привлекла машина с работающим двигателем, прижавшаяся к тротуару. Обычная белая «двадцать четвертая» «Волга». Я двинулась через улицу, и тут же «Волга» рванулась со своего места, понеслась прямо на меня. В последнее мгновение мне удалось увернуться. Падая на асфальт, я успела разглядеть номер машины, а также одного из пассажиров. Он глянул через заднее стекло на дорогу, чтобы посмотреть, что со мной произошло. Это был Василий, любимый внук антиквара.

— Вот, значит, как, — сказала я себе, следя за исчезающей в транспортном потоке машиной. — Придется теперь поговорить с Васькой по душам.

Вдруг ужас пронзил мое тело. Я посмотрела вокруг, ища выскользнувшую из рук сумочку. Она валялась на тротуаре в пяти шагах от меня. С сильно бьющимся сердцем я подскочила к ней, бережно подняла и открыла. Икона в результате инцидента осталась неповрежденной. Я достала ее из сумочки и внимательно осмотрела.

— Слава богу! Ничего.

Судорожно вздохнув несколько раз, я убрала икону и принялась отряхиваться. Мне же еще как-никак с людьми встречаться.

Несмотря на тренировки, я все-таки получила несколько синяков на теле, ссадила руки и колени об асфальт. Однако более тяжелых последствий удалось избежать. Воспользовавшись туалетом в супермаркете, я привела себя в порядок, вызвала такси и на нем отправилась по нужному адресу. «Фольксвагеном» я воспользоваться не решилась, так как опасалась, что в нем меня ожидают сюрпризы. Проверять же некогда, человек ждет.

Салов Павел Иванович проживал на пятом этаже девятиэтажного здания на Краснознаменной улице. Я нажала на звонок на обшарпанной металлической двери и через несколько секунд услышала кашель, затем хриплый надтреснутый высокий голос.

— Кто там?

— Это Опарина. Мы с вами договаривались о встрече, — сбивчиво заговорила я, демонстрируя волнение. — Я принесла икону. — Выхватив ее из сумочки, я приблизила икону к дверному «глазку», через который меня внимательно изучали. К тому же, выходя на дело, я оделась соответствующе, чтобы не пугать и не вызывать подозрений. На мне была простенькое ситцевое платье ниже колен, белые туфли на низком каблуке, с кожаными бантами у подъема. Волосы я небрежно зачесала назад, а на нос напялила уродливые очки. Оценив мой усыпляющий бдительность наряд, а также икону, Салов распахнул передо мной двери. — Мне заходить? — неуверенно спросила я, переминаясь с ноги на ногу.