Когда консервативно настроенные блогеры, предводительствуемые тем же Кононенко, узнали, что фонд, тесно связанный с правительством США, имеет некоторое отношение к финансированию российских “Школ блогеров”, блогосферу заполнили всевозможные конспирологические теории и соображения о том, как противостоять иностранной “виртуальной угрозе” российскому суверенитету. Это привело к учреждению “Кремлевской школы блогеров”. (Очевидно, сыграло роль и то, что на роль руководителя своего проекта фонд “Гласность” выбрал Григория Пасько – известного российского журналиста, обвиненного в шпионаже в пользу Японии.) Конечно, шума было бы меньше, если у проекта было бы менее броское название. Мало кто из бдительных сторонников Кремля обратил бы внимание на семинар с названием “Основные электронные технологии для профессионалов негосударственного сектора. Введение”. Но в ситуации, когда блогосфера стремительно политизируется, любой тренинг, в названии которого присутствует слово “блог”, все чаще воспринимается как партизанский лагерь для подготовки цветной революции. Как бы то ни было, общественный резонанс, вызванный первой “Школой блогеров”, заставил Кремль всерьез озаботиться собственным присутствием в новом медиапространстве – чтобы не уступить его Западу.

Вдохновитель “Кремлевской школы блогеров” – Алексей Чадаев, тридцатидвухлетний идеолог “Единой России” и один из умнейших апологетов путинского режима. В 2006 году Чадаев опубликовал книгу “Путин. Его идеология”, которую “Единая Россия” позднее объявила “официальной трактовкой курса властей”. Алексей Чадаев, защитивший кандидатскую диссертацию на тему “Влияние развития новых информационных сред на формирование информогенных субкультур”, проложил себе путь в политику при помощи техники. Он создал сайт для заметного политика-либерала Бориса Немцова. Несколько лет спустя он даже вел антипутинскую сетевую кампанию, а после перешел на сторону Владимира Путина.

Алексей Чадаев, который представляет собой противоположность антиинтеллектуально настроенной популистки Марии Сергеевой, не боится блеснуть знаниями. Особенно он любит рассуждать в своем блоге (теперь и в “Твиттере”) о значимости для кремлевской пропаганды таких мыслителей, как Славой Жижек, Жак Лакан и Жиль Делез. В июле 2010 года его сердитые твиты даже вынудили уйти в отставку главу президентского совета по правам человека Эллу Памфилову, одного из немногих либеральных политиков, занимавших высокий государственный пост. Чадаев, который признался, что всем, что он имеет, он обязан интернету, великолепно разбирается в сетевых трендах и новейших методах пропаганды. Он пристально следит за российской пестрой молодежной культурой и особенно – за растущей группой людей, которые игнорируют контролируемые государством СМИ, образовывают малые сетевые сообщества и узнают новости в интернете. Чадаев так определил повестку дня – собственную и партийную: “Задача ‘Единой России’ сейчас – найти общий язык с этими сообществами, найти точки входа в эти сообщества”.

Подобно Рыкову и Сергеевой, Чадаев знает, как сделать так, чтобы тебя заметили в Сети (в основном потому, что интернет – это среда, в которой он сформировался профессионально и интеллектуально). Он создает тот сложный закадровый звуковой фон, который легко не заметить, особенно если судить о российской блогосфере по числу новых голосов, звучащих в сетевых дискуссиях. С такими советчиками у Кремля нет необходимости контролировать Всемирную паутину. С их точки зрения, интернет – это не пространство, которое надо контролировать, а отличный полигон для пропагандистских экспериментов.

Константин Рыков и Мария Сергеева спокойно занимаются производством брендированной пропаганды и не скрывают своих отношений с Кремлем, однако некоторые государства используют для этого анонимные – и более творческие – модели. Китайский “спинтернет” разветвленнее российского. Органы власти на местном и региональном уровнях играют важную роль в формировании общественного дискурса в “своих” областях блогосферы. Китайские лояльные правительству интернет-комментаторы известны как умаодан, или “пятидесятицентовая армия”: эти люди якобы получают эквивалент пятидесяти центов за каждый комментарий в поддержку правительства.

Дэвид Бандурски из Гонконгского университета, эксперт по Китаю, внимательно следящий за эволюцией умаодана, утверждает, что миссия “пятидесятицентовиков” заключается в “защите интересов компартии путем освоения быстро растущего китайского сектора интернета и надзора за ним”. Являясь частью гигантской пропагандистской машины, умаодан ввязывается в сетевые дискуссии, направляет их в идеологически приемлемое русло и, по словам Бандурски, “нейтрализует нежелательные настроения, отстаивая партийную точку зрения в чатах и на интернет-форумах”. По мнению Бандурски, численность умаодана составляет около 280 тысяч “бойцов”. Им не только регулярно платят за сотрудничество: различные официальные органы организуют тренинги для совершенствования их риторических навыков.

Китайское правительство не скрывает, что оно дирижирует сетевыми дискуссиями. У Хао – чиновник, ответственный за устранение репутационного ущерба после истории с гибелью заключенного, – признался, что “когда… общественное мнение [в Сети] полностью оказывается на одной стороне, мы действительно разбавляем этот хор другими голосами, чтобы общественность могла вынести собственное независимое суждение”. Иными словами, китайские чиновники не против того, чтобы люди делали собственные умозаключения, но будут старательно манипулировать доказательствами. Ли Сяолинь, начальник отдела пропаганды китайского города Шаогуань, утверждает, что во многом деятельность умаодана направлена не на пропаганду, а на пресечение слухов: “Иногда слухи подобны снежному кому. Они растут на глазах, особенно в интернете. При недостатке общения появляется спрос на слухи. Если же коммуникация налажена, слухам не остается места”.

Сама идея умаодана (гибрид прежних моделей правительственной пропаганды и новых, гибких форм воздействия, которые можно применять за рамками государственного аппарата) отвечает пристрастию китайских лидеров к “руководству общественным мнением”, когда правительство и граждане взаимно дополняют усилия друг друга (правительству, разумеется, отведена в этой паре ведущая роль). Китайские коммунисты-интеллектуалы ясно осознают, что пропагандистская модель должна адаптироваться к эпохе интернета, а некоторые решительно призывают использовать Сеть в идеологических целях более активно. Молодые китайские ученые Хуан Тяньхань и Хуэй Шуган отмечают: “Мы должны… понимать, что существует громадная пропасть между традиционными формами пропаганды и образованием и методами современных СМИ. Это вынуждает нас творчески изменять традиционные формы пропаганды и пользоваться современными высокими технологиями для отладки, обогащения и усовершенствования содержания и внешних форм нашей культуры. Это сделает ее понятней для молодежи и откроет больше возможностей для обучения”.