Вздохнув, Григорий вынул записную книжку Вайса и стал листать. Ничего интересного. Книжка новая, очевидно, куплена в Риме, потому что начинается со скрупулезной записи всех дорожных расходов. Несколько пустых страничек… Расписание поездов на Милан. Все! Нет, не все: на предпоследней страничке взятая в кавычки немецкая поговорка: «Die Huhne schlachten um ein Ei zu gewinnen», а в конце три вопросительных знака. «Зарезать курицу, чтобы достать яйцо», — перевел Григорий. Строчкой ниже три больших буквы, тоже в кавычках: «Д», «Н», «Ф». После двух опять вопросительные знаки. Буква «Ф» стоит через интервал и после нее никаких знаков нет.

Что означает эта запись? Смысл поговорки ясен: в погоне за малым не теряют более значительного. Почему же тогда вопросительный знак, да еще поставленный трижды? Гм… курица… яйцо… Ни один разумный человек не зарежет курицу, чтобы вынуть из нее обыкновенное яйцо… Постой, постой, вспомни детскую сказку: «Курочка снесла яичко, да не простое, а золотое…» Если яйцо действительно золотое, может быть, именно в этом направлении работала мысль Вайса. Хорошо, на некоторое время забудем поговорку. Что могут обозначать три буквы? Скорее всего: Думбрайт, Нунке, Фред. Но какая же связь с поговоркой? Почему после первых двух букв вопросительные знаки? Возможно, Вайс колебался, на кого из этих двух ему ориентироваться. Итак, один из них должен стать «курицей», которую, образно выражаясь, Вайс собирается зарезать. Буква «Ф» — Фред, то есть я. Таким образом, золотое яичко… Неужели его подозрения простирались так далеко? Безусловно, раскрыв меня, он получил бы деньги, и это благоприятствовало бы его карьере. И все же он колеблется, ориентироваться ему на Думбрайта или Нунке. Располагай он фактами, которые могли бы меня раскрыть, Вайс не колеблясь, сделал бы ставку на Думбрайта, потому что в школу меня привез Нунке… А если он уже сделал выбор?.. Так это или не так, все равно надо как можно глубже забить кол между Думбрайтом и Нунке, и если к записной книжке добавить еще конверт, адресованный Думбрайту…

Быстро поднявшись, Григорий направляется к табачной лавочке, где обычно торгуют и письменными принадлежностями. Покупает несколько пачек сигарет и, уже разложив их по карманам, вспоминает:

— Чуть не забыл, дайте мне, пожалуйста, конверт и листок бумаги. Нет, вот этот, попроще. К сожалению, я пишу не хорошенькой синьорине, а старику, возглавляющему фирму. Кстати, вы не знаете, где находится ближайшее машинописное бюро? Деловая корреспонденция всегда выглядит солиднее, когда текст напечатан…

— Синьор прав, всю свою переписку с поставщиками я предпочитаю печатать. Если вы хотите… правда, машинка у меня старенькая, шрифт не особенно четкий…

— Вы очень добры, синьор! Обещаю не злоупотреблять этим и долго не надоедать вам — всего две строчки: о моем согласии вступить в переговоры.

Хозяйка магазинчика провела клиента в маленькую комнатушку за прилавком.

— Синьору помочь, или вы справитесь сами?

— Нет, нет, я не стану обременять вас, две строчки я сумею отстукать сам.

Григорий напечатал на конверте адрес под Фигерасом, фамилию Думбрайта, и задумался. Ограничиться конвертом? Нет, для того, чтобы произвести более сильное впечатление на Нунке, не мешает набросать еще несколько строк. Пальцы быстро забегали по клавишам:

«Глубокоуважаемый мистер Думбрайт! Вы оказали мне высокое доверие, вопреки той неприязни, которую испытывает ко мне начальник школы, герр Нунке, поэтому, после долгих раздумий, я считаю своим долгом…»

Достаточно! В соединении с записной книжкой этого вполне достаточно, чтобы отношения между Нунке и Думбрайтом еще больше обострились.

А когда двое дерутся, третий всегда в выигрыше.

…Приблизительно ту же мысль в ту же минуту, но на противоположном конце города высказал и Чезаре:

— Острее! Их надо стукнуть лбами.

— А может быть, еще рано их настораживать?

— Наоборот. Я покажу тебе документы, попавшие к нам, и ты поймешь — мы теперь отлично вооружены для атаки. Хочет того министерство или нет, но ему придется спросить у руководства МСИ, как такое могло произойти? Это будет лишь первый пробный камень, а потом…

Чезаре возбужденно заходил по комнате, весь охваченный азартом журналиста, в руки которого попал сенсационный материал.

— Как ты предлагаешь построить статью?

— Как запрос общественности полиции. Коротко, но вопрос поставить ребром: как такие-то и такие-то, привлеченные к уголовной ответственности по статье такой-то, о чем официально сообщалось в прессе, избежали суда, оказались на свободе и совершили новое злодеяние? Никаких комментариев, не распылять внимание на другое! Газеты сейчас заполнены сенсационными подробностями убийства, показаниями тех, кто сталкивался с убитым и преступниками. На нашу статью никто не обратит внимание. Но если запрос к полиции набрать жирным шрифтом, взять в рамку и вверстать в репортаж, который прислан из Донго…

— Хорошо! Сейчас я напишу текст. Ты прав.

Тот, кто сидел у стола, отодвинул исписанные листочки и склонился над чистым. Чезаре, глядя через его плечо, читал слова, которые возникали из-под пера коллеги, и одобрительно кивал головой.

— То, что надо. Коротко и ясно. Давай я отмечу шрифт и рамку. Звони, вызывай курьера! Нет, подожди. Еще успеем. Надо обеспечить материалом следующие номера. Это должна быть серия коротких, но метких ударов, которые не дадут противнику передышки. Когда стихнет шум вокруг убийства, можно будет выступить с развернутым разоблачительным материалом, а сейчас каждый день — в челюсть хук, апперкот, как на ринге.