— Да, Джузеппе! — на другом конце провода зуммер отключился. Григорий медленно опустил трубку, раздумывая над тем, какое дело, да еще приятное, может быть у секретаря Витторио Рамони к Фреду Шульцу.

— Поезд отходит в восемь! — крикнул Григорий начальнику, подойдя к дверям спальни.

Нунке придерживался правила: за едой никогда не вести деловых разговоров, поэтому во время завтрака оба касались лишь посторонних тем, хотя мысли их витали далеко от того, о чем они говорили. Когда подали кофе, Нунке не выдержал:

— Вот она, дальновидность нашей политики, Фред. Еще вчера мы с вами были изгнанниками, а сегодня возвращаемся в Германию со щитом, а не на щите. Поверьте мне, Гелен добьется своего: не только возродит немецкую разведку, но и сделает ее самой могущественной.

— А не кажется ли вам, что предупреждение о теснейшем контакте с оккупационными американскими властями по сути является завуалированным намеком на нашу зависимость от всяких там думбрайтов.

— Только в начале нашей деятельности, Фред, только в начале. Из стратегических соображений это даже целесообразно. Но дайте нам набраться сил, и тогда… о, тогда, коленкой под зад Думбрайта и таких, как он.

— Жаль, нельзя сделать это завтра же! Я так и не понял: избавимся мы от его опеки или нет?

— Если уж положено иметь босса, то я предпочел бы другого… Кстати, как вы думаете… это незаконченное письмо Вайса к Думбрайту было первым?

— Вы заметили, как скрупулезно Вайс подсчитывал свои расходы? Записано буквально все — вплоть до такой мелочи, как стоимость проезда в автобусе. Почтовых расходов в записях нет. Я проверил внимательно.

— Удивляет меня все-таки Вайс, — Нунке потер пальцами лоб над переносицей. — Из документов, которые имеются у нас в школе, видно — человек он неглупый, очень осторожный. Я ознакомился с одним делом, которое Вайс вел, став следователем гестапо. Следствие проведено с блеском, хотя дело было очень запутанным. Как же мог он, человек безусловно разумный, окунуться в такую авантюру?

— Такие вайсы — наша ошибка, они типичный продукт среды, их породившей. Мозг таких людишек приспособлен лишь для выполнения определенных функций. Кто-то завел пружину, и она раскручивается с неуклонной последовательностью виток за витком, в заданном темпе и направлении. Как хорошо налаженный механизм. Но стоит только попасть в этот механизм какой-нибудь пылинке, как он выходит из строя. У Вайса такая пылинка была.

— Интересно. Что же это за пылинка?

— Непомерная, прямо-таки болезненная жадность к деньгам.

— Но кто же в наше время не любит деньги? — разочарованно протянул Нунке, который надеялся услышать нечто более пикантное.

— Это уже не тяготение, не любовь, а патологическая страсть. Неутолимая жажда и голод Тантала, который стоял по горло в воде, видел перед собой сочные плоды, но не мог прикоснуться к ним губами. Вайс долго работал в Заксенхаузене, там по секретному приказу была создана фабрика фальшивых денег. Доллары, фунты стерлингов проходили через его руки нескончаемым потоком, громоздились горами. Под его надзором сотни заключенных мяли эти деньги, слегка терли их, чтобы купюры выглядели побывавшими в употреблении. Вайс как-то рассказывал мне об этом, вы бы видели, как тряслись у него руки, как он проклинал себя за то, что не решился ничего почерпнуть из этого моря богатств. То, что он не решился, когда решались другие, породило в нем комплекс неполноценности. Кроме алчного стремления к деньгам, ему еще надо было доказать самому себе, что он способен на решительный шаг… Вот вам пылинка, вот почему пружина испортилась и остановилась.

— Очень убедительно все рассказали. Вы психолог, Фред, и вас надо остерегаться.

— Понемногу накапливаю опыт, герр Нунке! После урока, отлично преподанного вами в камере смертников…

— До сих пор не можете простить? Невзирая на все, что я для вас сделал?

— Прежде всего, я не могу простить себе. А вас я считаю своей обязанностью отблагодарить. В меру своих сил — я это и делаю.

— Знаю, мы с вами всегда договоримся, — Нунке пожал локоть собеседника и вместе с Григорием направился к двери.

Самоуверенность и хорошее настроение снова вернулись к Нунке, а как только они вышли на шумную Виа Национале, все тревожные мысли и вовсе развеялись. Да и трудно было не поддаться всеобщему беззаботному настроению, которое всегда царило на главных улицах города. Непрерывный поток машин, прекрасно оформленные витрины, пестрая толпа, снующая по тротуарам, множество туристов, — все это придавало улицам столицы праздничный вид. Очутившись на какой-либо главной магистрали города, люди как бы забывали все тревоги, только что точившие их сердца, и становились частицей потока, который плавно тек среди роскошных берегов, отражая в своих волнах окружающее великолепие.

Григорий не любил ходить по магазинам, но постепенно они стали пробуждать в нем интерес. Поездка де Гаспери за океан, которую итальянский народ оплатил столь дорогой ценой, принесла свои плоды. Полки универмагов и специализированных магазинов ломились от товаров американского происхождения — эти заокеанские новинки гипнотизировали людей уже устаревшей элегантностью полумодных вещей и доступными ценами, по сравнению с неслыханно дорогими продуктами. Кило мяса или модные туфли? Скрывая голодный блеск и глотая слюну при воспоминании о жарком, синьорины и молоденькие синьоры отдавали предпочтение туфлям. Чтобы быть красивой, надо страдать! Так, по крайней мере, гласит французская пословица, понятная женщинам всего мира.