Шрифт:
— Ну что, сейчас в метро меня погонишь? — сказала она, выйдя из вагона.
— Да уж, езжай, пожалуйста. Мне не на что тебя отвезти.
— Я-то доберусь, а ты?
— Дойду. Здесь, в общем, недалеко.
— И каково мне будет представлять, как ты бредешь пешком, такой усталый? Ну будь умником, возьми мелочь на автобус. Прошу!
— Хватит уже, пожалуй, меня содержать.
— Ох, какое упрямое животное!
Они остановились у входа в метро. Гордон взял ее за руку:
— Что ж, пора прощаться.
— Пока, милый. Спасибо тебе, что съездили за город. Утро было просто волшебное.
Утро! Да, когда они шли вдвоем по лесу, когда у него в кармане еще было полно. Но вот потом, потом! Болван драный! Он стиснул ее пальчики.
— Обидел я тебя сегодня, дорогая?
— Нет, глупенький, конечно, нет.
— Я не хотел, это все деньги чертовы.
— Бог с ними, давай лучше съездим еще куда-нибудь. Например, в Брайтон, а?
— Может быть. Когда денег соберу. Ты мне напишешь?
— Скоро-скоро.
— Когда? Я держусь только твоими письмами. Скажи когда?
— Завтра вечером напишу, утром отправлю, вечером во вторник получишь.
— Ну, спокойной ночи, любимая?
— Спокойной ночи, милый!
Оставив ее возле билетной кассы, Гордон поплелся прочь. Через минуту кто-то вдруг дернул его за рукав, он злобно обернулся — Розмари. Сунула ему в карман купленную в табачном киоске пачку «Золотого дымка» и, не дав возразить, умчалась.
Тянулись кварталы Марлибона и Риджент-парка. Темные улицы затихли в особой усталости после воскресного дня, утомлявшего, видно, сильнее трудовых будней. К ночи поднялся ветер. Налетчиком лютым, неумолимым… Горели стертые в долгом походе ноги, мучил голод. Утром спешил и не позавтракал, ленч в том шикарном ресторане был чем угодно, только не едой. Мамаше Визбич он сказал, что уезжает на весь день, так что ужина тоже не предвиделось.
На Хэмстед-роуд пришлось постоять, пережидая поток автомобилей. Даже тут, несмотря на гроздья фонарей и блеск сверкавших ювелирных витрин, веяло мрачной безнадежностью. Зверский ветер пробирал до костей. Налетчиком лютым, неумолимым // Тополя нагие гнет, хлещет ветер… Стихотворение было практически закончено, не хватало лишь двух последних строк. Опять вспомнилось счастливое утро, приволье, роса, тишина и покой на душе. Покой! Да, потому что денежки еще бренчали в кармане. Семь шиллингов девять пенсов, позволивших сбежать от Бизнес-бога в языческие рощи Астарты. Но долго там не попляшешь. Вмиг утекут деньжата, и давай обратно — смиряй плоть свою, скули, пресмыкайся.
В очередной волне машин взгляд его выхватил длинный, роскошный, отливающий серебром лимузин — хорошенькая штучка, на тысячу гиней тянет, не меньше. За рулем гордым гранитным изваянием затянутый в форму шофер; в салоне, смеясь, элегантно покуривая, две парочки юнцов с девицами. Четыре гладенькие кроличьи мордашки, розовые, будто подсвеченные изнутри мягким чудесным сиянием богатства.
Гордон наконец перешел улицу. Не поесть уже сегодня. Хорошо, керосин в лампе остался — хоть чай свой секретный глотнуть. Увиделась дальнейшая судьба: навеки холодная койка в спальной пещере и кучи без толку измаранных листов. Полный тупик. Никогда не закончит он «Прелести Лондона», не женится на Розмари, не выплывет. Будет, как вся родня, сползать, катиться вниз, только быстрей и еще ниже, куда-то на самое темное, вязкое дно.
Под ногами каменной дрожью отозвался пробежавший поезд подземки. Возникло видение лондонской, да не только лондонской — всей западной жизни: миллионы рабов, пыхтящих, ползающих подле трона Бизнес-бога. Пашни, верфи, шахтерский пот в узких сырых забоях. Толпы клерков, несущихся к восьми пятнадцати, трепещущих перед хозяином, даже в супружеских постелях покорно повинующихся. Но кому? Им — жрецам денег, толстомордым владыкам мира. Элита! Стада молодых розовощеких кроликов в роскошных лимузинах, обожающих гольф маклеров-брокеров, солидных адвокатов, изящных мусиков, банкиров, газетных баронов, писателей с невнятной половой принадлежностью, чемпионов американского бокса, дам-авиаторов, епископов, кинозвезд, официальных поэтов и чикагских бандитов.
Неожиданно нашлась рифма для последней строфы. И он зашагал, шевеля губами, читая свое новое стихотворение:
Налетчиком лютым, неумолимым Тополя нагие гнет, хлещет ветер, Надломились бурые струи дыма И поникли, как под ударом плети. Стылый гул трамвайный, унылый цокот, Гордо реющий клок рекламной афиши. Эти толпы клерков, их дрожь и шепот. Эти стены Ист-Энда, скучные крыши. Всякий шепчет себе: «Зима подходит. Боже, только не потерять работу!» Незаметно в тебя проникает холод, С ледяным копьем идет на охоту. О сезонных билетах, квартирной плате, О страховке думай, угле, прислуге, А еще — пылесос, близнецам кровати, Счет за дочкину школу, пальто супруге. Ты бродил в чудесных рощах Астарты, Где сияющий день, беззаботный, длинный. Но холодный ветер подул, устал ты, И к великому боссу опять с повинной. Все мы Бога Денег блудные дети, От него ожидаем тепла и крова. Согревая нас, он смиряет ветер. Подает, а затем отнимает снова. Он следит, не смыкает тяжелые вежды, Наши тайны видит, надежды, мысли. Подбирает слова нам, кроит одежду, И наш путь земной он легко расчислит. Он остудит наш гнев, мечты стреножит, Он швырнет нам жизнь, как монетку бедным. Наша дань ему — этот страх до дрожи, К унижениям привычка, к радостям бледным. Он на цепь посадит храбрость солдата, И поэта мысль спеленает туго, И возникнет невидимая преграда Меж влюбленным и нежной его подругой [17] .17
Перевод Вероники Капустиной.
8
В час дня, едва раздался мерный звон, Гордон выскочил из магазина и чуть ли не бегом кинулся к отделению Вестминстерского банка.
Рука непроизвольно придерживала пиджак справа на груди. Там, во внутреннем кармане, лежало нечто совершенно фантастическое — плотный голубой конверт с американской маркой, а в конверте чек на пятьдесят долларов, адресованный «Гордону Комстоку»!
От конверта, казалось, шел жар. Все утро Гордон кожей ощущал прижатый к груди жесткий горячий прямоугольник и каждые десять минут доставал, чтобы еще раз изучить вложенный чек. Коварнейшая штука эти чеки; того гляди, какая-нибудь жуткая ошибка с подписью или датой. Вообще, может потеряться, даже исчезнуть, как волшебный клад.